Лиза Розовская перечитывает письма, которые девочкой писала из эмиграции родным в Советский Союз: в этом выпуске речь идет о деньгах — о том, как благополучие вдруг превращается в крах, как эмиграция преподносит внезапные финансовые сюрпризы; о перевезенном за собой советском правиле «о деньгах не говорят».

Лиза Розовская в новом выпуске своей колонки — о тоске израильтянина по ветру с Невы, о песнях времен Гражданской войны и письмах бабушке и дедушке, о возможности быть гражданином мира и невозможности преодолеть эмиграцию.

Лиза Розовская читает письма, которые она девочкой писала родственникам из Израиля, и вспоминает о том, как она была изгоем среди изгоев — «русской» израильтянкой среди одноклассников — «восточных» евреев.

Эмиграция может быть не менее стыдной, чем измена, и не менее внезапной, чем автокатастрофа.
Лиза Розовская перечитала свои старые письма и вспомнила о том, почему детям нравилась война в Персидском заливе, чем опасен район Гило и кто такой «Ванка».

Фейхтвангер за 20 кг макулатуры, кубик Рубика за тряпки и бизнес на пакетах.

Мы продолжаем публиковать переписку Анны и Авраама Сумов. Начало XX века. Сестра — член партии социал-демократов, брат — директор школы в Палестине.

Попробовать изменить эту страну или строить новую жизнь в другой? Этот выбор стоял перед многими евреями в начале XX века. Брат и сестра Сумы решили по-разному. Она стала членом РСДРП, он — сионистом. Она села в тюрьму, а он уехал в Палестину. «Букник» публикует их переписку.

Как всегда, Гершко берет на себя дополнительные обязательства, но из его стиля исчезло самоуничижение. Впервые он «в высшей степени доволен» собой. Шумный ассимилированный город, один из центров еврейского просвещения не позволит «остаться самоучкой».

Мамочка! Значит Победа! Вспомним все! Как ты мне первая рассказала про московскую школьницу Зою Космодемьянскую: «Тебе черт знает что в голову лезет, разные покойники и проч., а вот небось на фронт бы побоялась!»

Я чувствую, что мне нужен очень русский язык, чтобы говорить хорошо по-русски, но с кем говорить? В этой пустыне меня бы назвали сумасшедшим, если бы я стал говорить с кем-нибудь по-русски, да и отвечать некому было бы.