В первые годы существования Израиля Мимуну отмечали исключительно в семейном кругу, не привлекая общественного внимания. А в 1966 году ее впервые отметили в общенациональном масштабе – тысячи восточных евреев (в основном выходцев из Марокко) собрались в иерусалимском парке Санхедрия на массовый пикник с традиционным праздничным угощением. С тех пор эти празднования стали ежегодными сначала в Иерусалиме, а затем и по всей стране.

Как один из самых влиятельных еврейских новистов, Кац, воспитавший многих студентов и докторантов, на десятилетия вперед, определил фронт академических штудий в своей области. «Традиция и кризис» — первая монография Яакова Каца, принесшая ему академическую известность. Именно она познакомила еврейскую историческую науку с социологическими методами и внедрила социальную историю в иудаику.

Исследование Регева посвящено семьям русских прозелитов, проделавшим, казалось бы, невозможный путь: сначала духовный – из различных православных сект в иудаизм, а потом – в пустынную тогда Страну Израиля. На рубеже XIX - XX веков по всей России можно было встретить людей, которых православная церковь называла «жидовствующими». Для простоты дела в Израиле всех их именуют субботниками, но на самом деле переселенцы могли принадлежать к самым разным течениям.

Еврейская трапеза может оказаться суровым испытанием и непреодолимой преградой — об этом знает всякий, кого хоть раз пытались накормить еврейская мама или бабушка. Но в древности еда была еще и настоящим экзаменом для тех, кто хотел принадлежать к интеллектуальной элите еврейского общества.

Вступление в «Книгу тайн» сообщает, что она содержит божественные знания, переданные Ною (по другой версии — Адаму) ангелом Разиэлем, чье имя неслучайно означает «божественная тайна». Согласно еврейской традиции, от Ноя книга Разиэля перешла к Аврааму, от него к Моше и так далее, пока не открылась царю Соломону.

«Запретный дневник» — это впервые опубликованные материалы следственного дела Ольги Берггольц. Что вообще мы знали о ней? Ну, писала заметки о советских людях. Кажется, собрала их в книгу. Вроде, были детские стихи. Первый голос блокадного Ленинграда — само собой. Это ее «Февральский дневник» звенел в репродукторах осажденного города зимой сорок второго... Мы ничего не знали о ней. Потому что есть и другая Берггольц.

Не то чтобы он ненавидел советский режим и боролся с ним из политических убеждений. Владимир Войнович, следуя правилам своих родителей, просто пытался быть честным и все время проверял, как далеко можно зайти по этой дороге. После каждого невыполненного приказа в армии, после каждого конфликта с номенклатурщиками задавался вопросом: «И что мне за это будет?».

В завершение съедобной и в начале кинофестивальной недели, как ни крути, все равно придется вернуться к еде и сексу, потому что нельзя же все время о культуре и о культуре. Кино же, как важнейшее из доступных нам искусств, поднимет еду и секс на должную высоту. Мы видели, как Цай Мин-Лянь давал своим героям арбуз и снимал нежное, сладкое; смотрели, как Микки Рурк рисовал льдом на коже; нам сводило живот на «Ночном портье», и мы чтим всех истекающих соками, томящихся, горячих и тонущих в соусах жизни.

Механистичность и узкая специализация стирают связь между индивидуальной работой и конечным результатом совместных действий. «В идеальном обществе специализация достигнет такого уровня, что каждый человек перестанет понимать, что делает другой», – считает де Боттон. Его примеры и выводы заставляют вспомнить если не Маркса, то хотя бы Маркузе и прочих философов франкфуртской школы с их гневными филиппиками об отчуждении и обезличивании труда.

«Книга знание», в которую, по словам автора, вошли «все заповеди, лежащие в основе знания, и которые человеку необходимо знать прежде всего» – первая часть многотомного галахического свода, созданного в XII веке Моше бен Маймоном (Рамбамом) – увидела свет в новом издании и в новом переводе.