«Вот, — сказал кто-то с веселым израильским цинизмом, который сходит здесь за юмор, — когда все мы тут умрем от арабского нервно-паралитического газа, ты будешь счастлив, что евреи еще остались в других местах». Это вывело меня из себя: «Если мы умрем здесь, то пусть и они там тоже умрут».
По дороге домой моя жена заметила: «Это прозвучало ужасно. Надеюсь, ты не имел это в виду».
Я задумался: «Имел ли я ЭТО в виду?» — «Да, именно это».

Интервью с Хаимом Кремером, основателем иерусалимского Института исследований брацлавского хасидизма, который занимается популяризацией учения рабби Нахмана на разных языках. Еще в 1960-е, нарушая все мыслимые запреты советской власти, этот американский хасид ездил в закрытый для иностранцев город Умань.

После того как я начал писать романы, я заметил, что читаю Танах по-другому. Я разделяю тех людей, кто его писал, на гениев и на тех, кто получал за текст большие деньги. Есть кое-что в самой технике танахического изложения, что меня завораживает. Танах представляет собой минималистский текст, состоящий из событий и диалогов. Читатель должен дофантазировать, что происходит в душах героев. Не то чтобы я сам был минималистом, но, в отличие от других писателей, я не люблю описания метаний человеческой души.

Название группы родилось у меня во сне, точнее — сразу после него. А большинство идей аранжировок пришли мне в голову в ванной. Вероятно, поэтому творчество «Лампы Ladino» то усыпляет, то обдает горячим душем.

Слава Эндрю Уайлса, доказавшего куда более знаменитую проблему, великую теорему Ферма, с известностью Перельмана просто несравнима. Да и Пуанкаре известен сегодня широкой публике только в связи с Перельманом. То, что публика заговорила о Перельмане только тогда, когда запахло миллионом долларов, — это естественно и нормально. Почти никто не знает, что он там доказал, и зачем это нужно было доказывать, и даже что такое «доказательство». А про миллион — тут все понятно. Отказался — значит, идиот. Но ведь ему же этот миллион дают, потому что он самый умный. Что-то не вяжется.

Когда мы только приехали в Израиль, один умник спросил моего папу: «А у вас там холодильники были?» «Были, конечно.» «И что, на электричестве?» — недоверчиво спрашивает тот. И тут Остапа понесло. «Зачем на электричестве? К холодильнику присоединяется такой мотор, там колесо, педали, ты сидишь, крутишь педали, как на велосипеде, и мотор приводится в действие».

На кинофестивале в Локарно cпецприз жюри достался фильму израильского режиссера Надава Лапида «Полицейский». Жесткое и крайне неожиданное кино сталкивает два идеальных мира. Первая половина фильма знакомит зрителей с полицейским из антитеррористического отдела — милейший человек, молодой, здоровый, сильный, у него беременная жена, хорошая, простая и понятная работа. Примерно столько же экранного времени посвящено революционной группировке, которая хочет обратить внимание общества на социальное неравенство — возможно, начать революцию. Милейшие люди, возвышенные, умные, верящие в идею, как можно было верить в нее лет сорок назад. В финале полицейские встретятся с радикалами.
Надав Лапид поговорил с Ксенией Рождественской о терроризме, революции и кинематографе.

Она – переводчик и журналист, в прошлом – активистка правозащитного, а затем сионистского движения, на счету которой вереница демонстраций, голодовок, протестных акций и инициатив, политик и общественный деятель. Ее радикальные убеждения и самоотверженный образ жизни вполне заслуживают голливудского байопика.

«Исаак Осипович прислал мне чудную телеграмму. Он вообще не скупился на чувства. И, наверняка, не только в письмах ко мне. Дунаевский, кстати, умер за письмом одной из своих корреспонденток, но думаю, что это была не я».

Еще в 90-е годы, при Ицхаке Рабине, было представление об «израильской культуре», включающей в себя и культуру христиан, и культуру мусульман. Концепция израильской нации, лежащая за пределами религиозности. Но с тех пор обстановка ухудшилась. Настолько, что никто из всех моих израильских знакомых не припомнит, чтобы когда-либо было хуже, чем сейчас. Я не встречал более циничных и пессимистично настроенных людей, чем молодые израильтяне.