Мы вспоминали, как в детстве нам ставили горчичники. И кто-то сказал: «Это, конечно, было неприятно, зато потом тебя утешат, дадут вкусненького…» И я радостно подхватила: «Да! И еще скажут — вспомни про Муция Сцеволу или Жанну д’Арк». Папа именно так меня и утешал во время всех этих неприятных, но необходимых детских процедур.

Я родилась и выросла в Москве, но на самом деле — в белорусском штетле, ибо вся моя обширная мишпоха, переселившись сюда, сохранила свои взгляды, нравы и обычаи. Лет в 16 я вдруг осознала, что все люди, с которыми я общаюсь, — евреи. Ты выходишь замуж, и муж, конечно, еврей, более того, человек из твоей же мишпохи. Мы с Рашидом Мурадовичем Каплановым однажды искали чей-то телефон. Я открываю записную книжку и читаю: Финберг, Финкельштейн… Он говорит: «А у вас другие люди среди знакомых есть?»

Мне бы так позвонили в дверь и сказали: «Здравствуйте, я собираю обычаи московских жителей». Представляю себе, что бы я ответил.

Я очень не люблю большие еврейские компании. Не люблю еврейские праздники, но люблю еврейскую кухню. Какую-то напыщенность и надменность наших русских евреев не люблю. Я горжусь тем, что среди евреев много умных и талантливых людей, много артистов, писателей, музыкантов. И мне стыдно, когда я вижу евреев бессовестных, жадных, фальшивых и лицемерных.

Когда меня спрашивают, как я отношусь к митингам, то я говорю, что если в субботу выбирать между митингом и синагогой — я выбираю синагогу и советую всем евреям идти в синагогу. Но если митинг в воскресенье — идите, ребята, выскажите свое мнение.

Как и все мальчики, в детстве я любил героические приключения. И, наверное, что-то осталось, когда я уже стал взрослым. Из детских книжек я запомнил какие-то наивные конспиративные ухищрения. Например, я спрашивал: «Вы будете на дне рождения у Вити?». «Витя» означало воскресенье, «Наташа» — среда.

Я обратился к ворам с телеэкрана: «Жулики, верните похищенное!» И ведь вернули! Через какое-то время увидел у порога своей двери украденные вещи и записку: «Уважаемый Эттуш! Извините за то, что мы сделали, — очень нужны были деньги. Сразу отдать не могли, так как вещи лежали в закладе».

Человек, который знает, как обращаться с паузами, владеет временем. Его можно растянуть или сжать. Это каждый чувствует изнутри. И если музыкант это умело делает, тогда есть повод пообщаться. У многих абсолютный слух, но мало у кого абсолютный ритм. А ноты — их и так все знают.

Многие считают, что есть только два варианта: или ты религиозный, или ты левый. Мы же пытаемся сказать: нет, это можно совмещать, можно быть и тем и другим одновременно. Мы можем быть геями, которые поют синагогальные мелодии, можем разговаривать о приходе мессианских времен, увязывая их с профсоюзным движением.

Когда мне надоело ездить через всю Москву на Птичий рынок за курами, а потом ехать в синагогу, где их резали, я завел свой курятник. У меня было 500 кур, около сотни гусей, индюков, уток. Сдал экзамен двум американским раввинам и спокойно резал на дому. У меня индюки были по 18 кг. Я таких выращивал! Я был еврей-колхозник. Когда я кур покупал, у меня на ладони 5–6 штук умещалось, а на выходе — 4–5 кг.