Когда они впервые увидели друг друга, Лилите Луизе Макмюррей было шесть, а Чарльзу Спенсеру Чаплину 25 – и он уже по праву считался одной из мировых знаменитостей. Мама Лилиты подослала малышку поздороваться с Чаплином в ресторане, милейший человек Чарли решил показать девочке фокус, но та испугалась и убежала. Потом долго плакала, боясь, что расстроила маму и обидела великого Чаплина. Через шесть лет мама снова приведет ее к этому водопою: на кинопробы в фильм «Озорник». Дружба тогда снова не сложилась или – сложилась бы, не будь мама настороже, — показания путаются.
Наконец, в 15 лет малышка снова пришла на кинопробы к Чарли для фильма «Золотая лихорадка», и здесь, наконец, все получилось. Дальнейшее лучше бы оставалось молчанием, но Лита Грей Чаплин с текстами Шекспира знакома не была, как и много с чем еще не была знакома – она так и не закончила школу, занятая беременностью и погоней за Чаплиным. Кроме своей скандальной молодости и красоты, ей больше нечего было предложить миру, и потому, вероятно, вся ее жизнь прошла под двумя светилами: Чаплина и матери. Последнюю, пожалуй, стоило бы поставить на первое место, хотя в книге Литы Грей она выступает серым кардиналом, фигурой, скрытой под вуалью дочерней ревности, покорности и зависимости. Чаплин в этих отношениях матери и дочери стал скорее жертвой обстоятельств и собственной неосмотрительности – хотя воспоминания современников и репутация совратителя малолетних скажут просвещенному читателю об обратном.
Имя Лилита отсылает к Набокову, разумеется, неслучайно, но многажды говорено: прототип, «вдохновлен», «знаменитый комик», «…маленьких девочек», пришлось уехать из Америки – скорее, не уехать пришлось, а не получилось вернуться, и тому не одна причина и даже не две. Историки и биографы будут говорить разное, но последнее слово все равно остается байопикам и мемуарам «бывших».
Сюжет вкратце вырисовывается такой: авторитарная мать-неудачница с чередой партнеров, ее дочь-нимфетка, на чью юность и девственность покушаются или могут покуситься злые развратники, и собственно злой развратник. Читатель вынужден встать на сторону Лилиты, что мучительно, хотя и крайне занятно с точки зрения травматологии: такое сомнение сквозит в этих отредактированных воспоминаниях, так творчески переосмыслены эпизоды совращения, что вопрос «кто кого совратил?» маячит унылой морализаторской тенью до самого финала. И за ним высится фигура матери: она вроде блюдет честь Литы, но вроде как сама же ее развратнику подкладывает. Нана Макмюррей как бы и противится отношениям Чаплина с дочерью, но странным образом остается ночевать с дочерью в доме Чаплина и засыпает от дозы снотворного – недостаточно, впрочем, крепко засыпает, чтобы пропустить ключевую сцену «Обнаженная в постели». Узнав, что девочка беременна, она справедливо требует женитьбы Чаплина на Лилите, а вскоре переезжает в дом зятя – вроде как по его же приглашению, но в целом это похоже на стратегический план захвата плацдарма. Малышка Лилита – мемуары написавшая, понятно, уже не вполне малышкой, – говоря о матери, интонирует так, словно бы задним числом ее за что-то оправдывает; себя же представляет невинной овечкой без всяких задних мыслей, хотя честно вспоминает подружку-одногодку с рассказами о мужиках и членах. То есть вроде бы что-то знала, а вроде бы и нет – подружка-то оказалась, представьте, выдумщица. А члены-то оказались настоящие.
Трагедия начинается после замужества. Вынужденного, разумеется, и второго по счету для Чаплина – как по одному и тому же сценарию, подобно его же фильмам: нимфетка, секс, беременность, брак. С вариациями, разумеется, но шантаж и угрозы разыграны как по нотам. А уже после рождения сына Лита вдруг понимает, что осталась в большом доме, одна, под присмотром японского слуги, без подруг, карьеры, денег, интересов и даже зачатков стройного мировоззрения. Желая разобраться в человеке, за которого вышла замуж, она начинает читать его книги; принимает его гостей и учится разговаривать на взрослые темы. Ходит с ним в гости к его знакомым – в особняк Уильяма Хёрста, где миллионер Чаплин на несколько дней снова чувствует себя мальчишкой из трущоб. Злая ирония: малышка Лита начинает получать настоящее удовольствие от секса, впервые испытывает оргазм, но Чарли уже не интересуется ее изменившимся телом, ее молочными железами; мысль о ребенке внутри этого живота приводит его в ярость. Она мучается его отвращением и ревнует страшно, до умопомрачения, выучивает новые позиции, чтобы удержать его в супружеской постели (метафорически: они спят отдельно, вообще живут в разных частях дома), и снова неосторожно беременеет.
Второго ребенка он ей уже не простил, как и замужества, впрочем, а развода не простил точно, хотя для публики сказал об этом только несколько слов: «Я любил ее даже тогда, когда она причиняла мне страдания…» О первой жене Милдред Харрис Чарли говорил: «Милдред была не злой, но она была безнадежно зоологична. Я никогда не мог добраться до ее души — она была у нее забита каким-то розовым тряпьем и всякой чепухой», — и с тем же успехом здесь могло стоять имя Лилиты. Его всю жизнь влекли маленькие девочки, но после Лилиты, он, пишут, стал осторожнее. Правда, последняя жена, Уна О’Нилл, была младше его на тридцать семь лет, и на момент женитьбы ей было семнадцать. Полетт Годар, третья как-бы-жена и будущая спутница Ремарка, еврейка по отцу и единственная в этом списке известная актриса, была, пожалуй, единственной взрослой женщиной из тех, с кем официально жил Чаплин.
И нет, не ждите, о творчестве и об искусстве здесь не будет ни слова, если не считать положенных таланту дифирамбов. Лите об этом сначала неинтересно, потом – непонятно, а в конце какая уже разница, если на кону состояние Чаплина, три четверти миллиона долларов. Шокирующей эту книгу назвали бы в прошлом веке, сегодня такие истории снаряжают караванами. Может, любимая позиция Чаплина еще могла бы заинтересовать дотошного поклонника, но от подробностей Лита технично уклоняется, отделываясь намеками. Зато к фамилии Чаплин лепится яркая цветная бумажка с модной надписью «педофил», как до того – метки «антифашист» и «еврей»: анализ крови Чаплина интересовал нацистов и Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности гораздо больше, чем анализ спермы и «моральная распущенность», из-за которой, среди прочего, в 1952 году ему запретили въезд в США.
Имущество и двое сыновей достались в итоге Лите, персонаж и сюжет – Набокову, Чаплину же – налоговая полиция и обвинение в растлении малолетних. Нормальная голливудская история.
Другие варианты голливудских историй:
Меня здесь нет, я вас не звал, идите
Налейте-ка мне еще бокал, Ванечка
"Джазовая малышка" ревущих двадцатых