Революцию, как известно, задумывают гении, осуществляют романтики, а плодами ее пользуются мерзавцы. И не нами замечено, что среди первых, вторых и третьих бывает немало евреев.Есть и четвертое амплуа — исследователи революции. Они тоже пользуются ее плодами, только несколько иными и по-иному. Пламенные
Была создана группа в Facebook «Фольклор Снежной революции», где аккумулировались фотографии плакатов с 15 митингов в Москве и Санкт-Петербурге и прочая полевая информация. Далее этот огромный архив придумали структурировать по алфавиту, и так возникла книга-словарь «Азбука протеста», описывающая и иллюстрирующая несколько десятков мемов этого сезона. Среди словарных статей Автопробег и Бандерлоги, Гаусс и Госдеп, Карусель и Крыса, Пингвины и Презерватив, Хомячок и Чебурашка — и другие животные.
Готовится к печати второй том, куда более научный: там собраны фольклористические и антропологические исследования протестного движения и его субкультуры.
Оказавшись с товарищами Морозом и Лурье по одну сторону баррикад, «Букник» воспользовался случаем и задал им несколько вопросов:
Как вам пришла в голову идея этой книги?
Андрей Мороз: Проект придумал Вадим Лурье, а я его подхватил и поддержал. В декабре, когда обсуждалось, как это делать – собирать, изучать, Вадим сказал: «Давайте сделаем словарь». Мне эта идея очень понравилась. Культура нынешнего протеста хорошо поддается словарному описанию. Есть вещи, которые при помощи словаря трудно описать адекватно, потому что между лексическими единицами словника есть масса всего другого, что невозможно учесть, некоторый континуум. А здесь материя совершенно другая. Народная культура – это очень много всего, а культура протеста довольно плоская, в ней нет особой глубины, есть корни, есть предыстория, но это все одноуровневая система. Культура нынешнего протеста выросла из интернета. На улицу в оффлайн вышел онлайновый язык. Язык не только в буквальном смысле, хотя и в буквальном тоже – интернет-сленг, подонковский язык, язык форумов и чатов, синтаксис, орфография и лексика — все это из интернета идет, но и интернетные механизмы распространения знаний. В частности, такая вещь как мемы. На разных сайтах есть облако тегов — вот в принципе через облако тегов и протестную культуру можно описать. Поэтому идея словаря была очень продуктивная. По-хорошему, большой словарь надо бы сделать – словарь тегов протестной культуры, а «Азбука протеста» — это облегченный вариант, не исследовательский проект, а проект-презентация. Это азбука в самом буквальном смысле — книжка построена как детская азбука. В основе — фотографии, которые сделали Вадим, я и другие наши коллеги, постоянно ходя на эти митинги. Как выяснилось, нам далеко не все было понятно сразу. Эта культура как бы единая, но на самом деле именно «как бы». Много есть картинок, плакатов, которые отсылают к знакомому, к цитатам, к мемам, известным не в массе, а в более замкнутом кругу. Все это нуждается в расшифровке. И мы сделали такие маленькие комментарии к фотографиям, из которых понятно, откуда что взялось. Словник неполный, конечно, потому что для каких-то тегов у нас не нашлось фотографий, да и объем был ограничен.
Вадим Лурье: Идея книги пришла мне в голову достаточно спонтанно. С декабря 2011 года, когда я стал ездить на митинги в Москву и снимать в Питере, я занялся сортировкой и классификацией материала. У нашей группы «Фольклор Снежной революции» была идея подготовить книгу научных исследований, с большим количеством иллюстраций. Над таким проектом мы и работали. Идея издать альбом с одними фотографиями казалась нереальной и скорее второстепенной. А после митинга 5 марта (в Питере он закончился разгоном собравшихся у Избиркома людей), буквально на следующий день я подумал — надо сделать «Азбуку протеста». Азбука — самый простой способ классификации и для популярного продукта — самый подходящий. Я стал смотреть, раскладывается ли материал по буквам, и быстро убедился, что в основном проблем нет. Были буквы, с которыми я помучился — надо было выбрать слова и подобрать фотографии. Например, буква И. Одновременно с тем, как я отбирал фото и делал макет, мой коллега Андрей Мороз писал небольшие, но емкие тексты. И все стало складываться. Когда я отбирал фото, я думал о людях, которые сделали плакаты и вышли на митинг. Я уважаю их. Они должны быть услышаны. И наша книга сыграет в этом, я надеюсь, некоторую роль.
А это вообще фольклор? Все эти плакаты — это же индивидуальное творчество?
АМ: Фольклор — это некоторый исследовательский конструкт, обозначающий то, что имеет отношение не к строго индивидуальному, а к традиции, к массовой культуре, при этом чем-то ограниченный, принадлежащий к какой-то среде. Конечно, каждый отдельный плакат, демотиватор кто-нибудь рисует, клеит в Фотошопе. Но интересно-то все это в том смысле, что в разных местах независимо друг от друга появляются однотипные, одного содержания, одной манеры, одной концепции плакаты. Такая вещь, как демотиватор, она по форме фольклорная совершенно. Вообще Интернет — новая среда существования фольклора, новая форма традиции. Черная рамочка, в которой помещается фотография, текст, не прямо комментирующий, а создающий некий дополнительный смысл, что это, как не бродячая конструкция? Когда, условно говоря, в Питере, в Москве, в Томске одновременно появляется плакат «Хилари, где мои бабки?» — понятно, что у всего этого есть источник, источник этот один, общий. Дальше есть некий ментальный механизм, который, отталкиваясь от этого источника, перерабатывая его приблизительно одинаковым образом, создает одинаковые реплики. А дальше — в Интернете это перепощивается, в офлайне тиражируется. Сколько всяких было вариаций на тему гондона — понятно, что все это одна и та же культурная среда, одни и те же ментальные, и языковые в том числе, механизмы. Конечно, это фольклор. Коллективное творчество с коллективной цензурой, с коллективным реципиентом, с коллективной идеей, коллективным устойчивыми формами репрезентации.
Есть ли у «снежного фольклора» локальная специфика (питерская, московская)?
ВЛ: Специфика есть, и от митинга к митингу она то становилась четче, то размывалась. Каждая фотография в книге подписана — город и дата съемки. Когда смотришь плакаты на одну тему, собранные в одном развороте, эту разницу можно увидеть. Мне кажется, питерские плакаты более политизированные, более конкретные, более жесткие, если хотите.
Будете продолжать?
ВЛ: Есть ощущение, что вот такой «карнавальный» (пусть некоторые и не любят это слово) характер митингов закончился. В любом случае, период от думских до президентских выборов — отдельная история, которая и оказалась отражена в книге. А продолжать мы будем — по мере сил и возможностей. Особенно если митингующие не будут снижать градус креативности.
АМ: Наше правительство не даст нам успокоиться, подкинет еще какой-нибудь повод для творчества. Ну, и сама форма творчества меняется. Посмотрите вот на «Оккупай Абай»: плакатов нет, а креативу хоть отбавляй.
А у пропутинских митингов есть свой фольклор?
АМ: Есть, но минимальный. Я был на одном таком мероприятии лично. Нельзя сказать, что нет ничего такого, мол, что им дали в руки подержать, то и держат. Там есть творческие люди, но количественно, да и качественно тоже, это несопоставимые вещи. Я ходил снимать пропутинский автопробег. Бросалось в глаза, что согнали московские маршрутки в диком количестве, грузовики разных супермаркетов, привезли спортивные гоночные машины. Огромное количество людей заклеивало свои машины типовыми стикерами: «Путин рулит!», но были и вполне индивидуально разукрашенные машины. Но процентное соотношение совсем не то, и это понятно. В значительной степени все эти митинги, которые не путинги, содержат реплику в ответ на то, что валится на нас из ТВ. А на путингах — что там говорить? Там за них уже все сказано.
-
Андрей Мороз: «Фольклор — это головоломка»
Сегодня / Лица 16 мая 2012
Мне бы так позвонили в дверь и сказали: «Здравствуйте, я собираю обычаи московских жителей». Представляю себе, что бы я ответил.