Население Серого Дома делится на «стаи» – Птиц, Фазанов, Бандерлогов. Во главе каждой стаи стоит вожак. В каждой стае – свои порядки.
Наш стол весь черно-белый. Белые рубашки, черные брюки. Белые тарелки на черных подносах. Черные подносы на белой скатерти. Разнятся по цвету только лица и волосы.
Рядом – стол второй. Самый яркий и шумный. Крашеные ирокезы, очки и бусы. В ушах – гремящие затычки наушников. Крысы – помесь панков с клоунами. Скатерть им не стелят, ножи не выдают, вилки прикованы к столешнице цепочками, и если хоть один из них в течение дня не закатится в истерике, пытаясь оторвать свою вилку и воткнуть в соседа, Крысы сочтут, что день прожит зря. Все это чистой воды цирк. Во второй каждый носит при себе нож или бритву, так что их возня с вилками – просто дань традициям. Маленькое шоу специально для столовой. Во главе стола Рыжий. Огромные зеленые очки, бритая голова, роза на щеке и идиотская ухмылка. Крысиный вожак. На моей памяти уже второй. Вожаки у них долго не держатся.
У третьей свое шоу. Они повязывают огромные слюнявчики с детскими рисунками и таскают с собой горшочки с любимыми растениями. При их трауре и гнусных физиономиях смотрится это опять же цирком. Только каким-то зловещим. Может, только самих Птиц все это и веселит. Они выращивают у себя в комнатах цветы, вышивают гладью и крестиком, они – самые тихие и воспитанные после нас, но страшно даже думать, что можно очутиться среди них.
Один из старших мальчиков занимает место вожака всего дома, и бывает, что на эту роль претендуют несколько человек. В Сером Доме свои праздники и ритуалы, ничего общего не имеющие с окружающим миром.
– …смотри не засни. В «Ночь Сказок» нельзя спать. Это невежливо.
– И часто у вас бывают такие ночи?
– Четыре раза в году. Посезонно. А еще «Ночь Монологов», «Ночь Снов» и «Самая Длинная Ночь». Эти по одному разу.
В ходу самые странные зелья — то ли действительно галлюциногенные, то ли обладают этим качеством постольку, поскольку употребляющие в них верят. Не удивительно, что у этих детей проявляются экстрасенсорные способности. Самые талантливые – «прыгуны» и «ходоки» – даже совершают путешествия в «наружность», только не в скучный мир окружающих Дом спальных районов, а туда, где живут эльфы и драконы, где можно превратиться в волка или провести неделю-другую на речном дне.
Воспитанники Серого Дома любят это царство свободы, свой психоделический рай. О прежней жизни и родителях никто из них и не вспоминает, хотя «наружное» прошлое есть у всех. Но хотят ли о нем помнить дети, от которых отказались самые близкие люди? Некоторые даже не так уж тяжело больны. Уставшие от своих «трудных» детей родители выдумывают им болезни, позволяющие устроить «садиста» или «убийцу» в элитное – и действительно хорошее – закрытое учебное заведение.
А в Доме у ребят появляется настоящая семья, они чувствуют родственную связь не только друг с другом, но и с самими стенами дома. Главный герой романа Курильщик попадает в Дом уже семнадцатилетним, незадолго до выпуска. И он тоже счастлив обрести Дом, стать своим в стае, почувствовать себя частью единого организма.
Я лежал, кутаясь в свой краешек одеяла, и мне было хорошо. Я стал частью чего-то большого, многоногого и многорукого, теплого и болтливого. Я стал хвостом или рукой, а может быть, даже костью. При каждом движении кружилась голова, и все равно, давно уже мне не было так уютно.
Но со временем он понимает, что все происходящее в Доме не вполне нормально. Сейчас его состайники счастливы, но что с ними будет после выпуска? Свою жизнь они проводят в изолированном мире, в грезах, ничего не зная о реальности. Они совершенно не адаптированы к окружающему миру, и причина тому – сама система Дома, такая, казалось бы, прекрасная и гуманная. Курильщик видит, что та сердечная теплота, которая связывает обитателей Дома, на самом деле – взаимопонимание белых ворон.
Остальные не могут так точно выразить это, но тоже чувствуют смутный страх перед внешним миром. Каждый год перед выпуском обстановка в Доме накаляется: обитатели давно забыли, что игра в Стаю и Вожаков – всего лишь игра, и реальный мир их пугает до смерти. Буквально: в Доме происходят убийства.
В своей знаменитой работе «Надзирать и наказывать» французский философ Мишель Фуко пишет о том, что на заре Нового времени «неполноценные» группы населения – дети, старики, инвалиды – были фактически вытеснены в гетто, подобные еврейским. Их не ограничивали в передвижении и не заставляли носить специальную одежду, но во всех смыслах отбросили на периферию общественной жизни, ограничили в правах. В течение ХХ века общество медленно осознавало эту несправедливость и училось с ней бороться. Но и сегодня для многих помимо такого «ментального» гетто существует гетто самое настоящее – детские дома, дома престарелых и инвалидов. Не всегда в них невыносимые бытовые условия, зачастую о здоровье и развитии «постояльцев» действительно заботятся. Но люди там вырваны из нормальной жизни и заперты в замкнутом пространстве. «Дом призрения», как бы комфортно там ни жилось, никогда не сможет стать настоящим Домом.
«Дом, в котором» – первая книга Мариам Петросян, художника-мультипликатора «Арменфильма». Рисовать своих героев она стала раньше, чем писать о них. Над книгой Мариам работала больше двадцати лет: первый вариант написала почти подростком, в конце 80-х. Может быть, этим и объясняется внимание к теме «отверженных». Как раз на рубеже 80-90-х много говорили о проблемах детских домов и детей-инвалидов. В журналах «Пионер» и «Мы» о них писали почти в каждом номере. Об этом были повести и романы Альберта Лиханова, Анатолия Приставкина, Марины Москвиной. Но «Дом, в котором» все же далек от обличительного социального пафоса тех лет – это не реалистический роман.
В то же время Мариам Петросян написала и не чистое фэнтези. Это яркая, причудливая притча о «других» детях. По словам Борхеса, каждый писатель сам творит своих предшественников. Мариам Петросян прямо их называет: Льюис Кэрролл, Редьярд Киплинг и Ричард Бах. Но это не все авторы, которых можно назвать, читая «Дом, который…». Читателю, если он решится взяться за книгу, придется вспоминать их самому – всякой белой птице своя стая.
Читать отрывок из книги
И другие "другие":
Мертвые
Черные
Зеленые