Герои романа Андрея Иванова – Женя, русский эстонец, и индус Хануман — плоть от плоти этой веселой эпохи. Их ничего не держит на родине, да и о родине они, персонажи мультикультурные, предпочитают не вспоминать:
Я думать не хотел о том, что меня могло ждать в Эстонии; он просто не хотел возвращаться к своему прошлому. Он частенько говорил: «Для меня ехать в Индию равносильно возвращению из будущего в темные века. Мэн, если тебе повезло и ты вдруг попал в машину времени, то ехать в прошлое глупо! Надо жарить вперед! И чем дальше, тем лучше!» Он вообще не хотел куда-либо возвращаться. «Это все равно что предавать достигнутое,— говорил он.— Только вперед!» Его могла ждать жена в Индии; или баба с ребенком в Бухаресте; или подружка в Праге; или совсем свежая связь в Стокгольме. Ни в одном из этих направлений Хануман ехать не хотел. Он хотел ехать в Америку. Америка и была той точкой, где должно было завершиться его путешествие в будущее. Именно в Америке его будущее должно было стать настоящим.
Но путь в Америку не близок, и друзья временно (правда, это временное, похоже, стремится к бесконечности) и нелегально поселились в «кэмпе», лагере для «азулянтов» – беженцев, мигрантов, жаждущих получить законное пристанище в одной из скандинавских стран. Кэмп расположен в Дании и называется Фарсетруп. Он полон самых странных обитателей. Вот непалец по прозвищу Непалино. Он хочет получить убежище под тем предлогом, что на родине его угнетают как гомосексуалиста. Вот русский художник Михаил Потапов. Картины его оставляют желать лучшего, но Михаил не унывает: он живет не живописью, а продажей собратьям-«азулянтам» просроченных продуктов, найденных на свалках возле супермаркетов. Во всех начинаниях Михаила Потапова поддерживает деверь Иван Дурачков. Вот безымянный еврей, профессор лингвистики, выходец из постсоветской России и тоже очень предприимчивый тип. Он придумал чрезвычайно оригинальный способ растопить сердца датских властей и получить вожделенный вид на жительство.
Еврей приехал в Данию только с одной целью: выучить уникальный датский язык. Он уже выучил таким образом итальянский, немецкий, шведский, и вот, как он сказал, «настала очередь за датским». Он был приверженцем дурацкой гипотезы о том, что праотцом индоевропейской группы языков является язык скандинавов. Язык викингов. И не шведский, и не норвежский, а именно датский. Я подозревал, что в Швеции он толковал то же самое, что шведский является языком-праотцом, а в Норвегии был норвежский, а в Италии была совершенно другая гипотеза и т.д. и т.п.
А еще сербский цыган Горан, армянин Аршак, нигериец Жан-Клод – интернационал чудаков, искателей приключений и фриков. И все они, по моде развеселых гранжевых лет, любят оторваться, покурить травы, а то и нюхнуть или пустить по вене. Промежуточная, между кэмпом и Америкой, мечта Жени и Ханумана – Лолланд, датская Ибица.
…он сказал, что понял у моря, что хочет ехать на Лолланд. Точней, об этом он уже давно говорил, но раньше Лолланд в его монологах всплывал как некий мираж или греза, праздная и не более. Но после одного из своих бегств к морю от невыносимого смрада удобрений он стал одержим этой идеей. Он только и делал, что говорил о Лолланде, о том, что надо немедленно туда ехать. «На Лолланд! На этот скандинавский парадиз!» — кричал он, широкими шагами агронома пересекая футбольное поле. «Вперед! На Лолланд!» — кричал он, как полководец. «Прямо сейчас! Туда, где полунагие девочки извиваются в бассейнах, как нерпы… туда, где экстази падает в рот, как метеоры в зев океана. Туда, где музыка и буйство. На датскую Ибицу, на Лолланд!»
Героям нужны деньги, они пускаются в одну авантюру за другой, и можно сказать, им везет. Например, удается раскрутить богатого поклонника левых идей на открытие сети кафе ««Chez Guevara». Друзья так живописно рассказывают об аскетическом дизайне якобы уже строящихся точек общепита и об очаровательных мальчиках-официантах в форменных маечках с портретом великого Че, что получают неслыханную сумму – 15 тысяч крон. Правда, чтобы съездить на Лолланд, этих денег им не хватило.
Хануман всю дорогу пытался вспомнить, на что именно так много было потрачено денег. В конце концов он пришел к выводу: на амфик, виски и шлюх, на их маленькие просьбы, которым не было конца. Он даже зачем-то пытался посчитать, сколько раз мы вызывали барыгу, сколько грамм покупали, сколько раз тот накинул, сколько бутылок виски купили, сколько давали шлюхам на сигареты и шоколадки… и пр. Подсчитав все до последней кроны, он как-то не то успокоился, не то просто сник.
«Проститутки, наркотики, алкоголь, — сказал он тихо, с обреченностью в голосе.— Черт побери! Если б можно было жить без всех этих вещей, я бы давно был миллионером!»
Я сказал ему, что не имеет смысла быть миллионером, если можешь жить без этих вещей.
Он с готовностью согласился.
Как герои книг Шолома-Алейхема «Мальчик Мотл» и «Блуждающие звезды», направляющиеся в Америку, годами сидят в «промежуточных пунктах» - Лондоне или Вене, «азулянты» зависают в Фарсетрупе на годы. Там же переживают похмелье и свинцовые будни трезвости.
… если б датчане могли хотя бы раз заглянуть в те сны, которые снились азулянту; если б они могли хотя бы раз услышать, как шумел поток сознания азулянта. Если б они могли понять, что это за турбулентная жуткая река; сколько в ней камней, сколько щебня, взвесей страха, как давит ил сплина… Если б датчане знали, как у азулянта болела голова, они бы им все простили, все, даже воровство.
Сюжетно, по времени действия и мироощущению «Путешествие Ханумана на Лолланд» напоминает «Больше Бена» Сергея Сакина и Павла Тетерского. Но «Больше Бена» – книга, написанная «по горячим следам» в пиковые годы гранжево-рейвовой эпохи и изданная тогда же культовым «Птючем». «Путешествие Ханумана» – ностальгическое подведение итогов, пронизанное светлой печалью воспоминание о молодости.
Книга Сакина и Тетерского, к тому же – очень русская, авторы и герои совершают кратковременный «бросок на Запад» и смотрят на него глазами «наших людей», пусть глаза эти принадлежат людям весьма свободных нравов.
А вот Андрей Иванов – эстонский русский, русский эстонец, гражданин мира. Роман он начал писать по-английски и только потом перешел на русский. «Путешествие Ханумана на Лолланд» получилось книгой совершенно западной, как будто переводной, не по языку – очень органичному и поэтически красивому – а по картине мира.
«Иностранная» русскоязычная литература, соединяющая две и более культуры, в последние годы становится типична. В Эстонии это не только Андрей Иванов, но и поэт Игорь Котюх. В Латвии – поэтическая группа «Орбита»: Сергей Тимофеев, Семен Ханин, Артур Пунте, Владимир Светлов и Семен Ханин, и близкие к ним эстетически Елена Журавлева и Оля Середюк. В Молдавии – замечательный прозаик Владимир Лорченков, который позиционирует себя как молдавского русскоязычного писателя и работает в традициях южной, балканской культуры. В Узбекистане — поэт Шамшад Абдуллаев, пишущий о родном Востоке стихи на русском в эстетике, во многом наследующей битникам. И этот феномен не ограничивается границами бывшего Советского Союза.
В Израиле тоже есть сообщество поэтов, чьи стихи принадлежат одновременно и русской, и израильской культуре: Гали-Дана Зингер, Александр Бараш, Леонид Шваб, Александр Авербух. Из русских поэтов, живущих в США, можно выделить Андрея Грицмана – его верлибры, написанные по-русски, в отечественной поэзии выглядят новаторскими, а для американской – стилистически традиционными.
«Путешествие Ханумана на Лолланд» иллюстрирует тенденцию мировой литературы последних десятилетий. Автор из Эстонии пишет по-русски роман, действие которого происходит в Дании, а один из главных героев – индиец. Австралиец Грегори Дэвид Робертс пишет роман «Шантарам» – яркую, колоритную, абсолютно правдивую книгу об Индии, его второй родине. Англичанин Дэвид Митчелл несколько лет прожил в Японии, и его книги – это взгляд современного молодого японца, а не иностранца, подзадержавшегося в экзотической стране. Стираются прежние границы национальных культур, и ничего уже не будет как прежде. Естественный процесс, цивилизации и раньше перемешивались, сменяли одна другую. И старые культуры на самом деле не исчезают, а впитывают черты друг друга. В результате рождается мультикультурный мир настоящего и будущего, очаровательная пестрая эклектика, эллинизм нашего времени. Новые книги, новая архитектура, музыка и кино – новые общие мифы.
Еще мультикультурности:
Кофемольская правда
Джентльмены из саванны
Евреи и велосипедисты
Еще Андрей Иванов:
В гостях у Дмитрия Волчека