Сборник рассказов «Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову» открывается рассказом Леонида Каганова о секретном психическом оружии, способном запустить в организме человека систему самоуничтожения. Через несколько дней (недель, месяцев) любой человек, прочитавший убийственный текст, умрет от асфикции, интоксикации, еще от чего-нибудь неприятного. По идее, все авторы должны были написать рассказы о зомби, и все, кроме двоих, так и поступили, поняв задачу буквально: показать читателю, что любой пиндос может спастись от американских зомби, а вот от русских – уже не любой. В тексте Каганова (и еще в одном, о нем ниже) зомби как таковые отсутствуют, но это если понимать буквально, если не называть «зомби» всякое живое, лишенное жизненной силы. Другие истории – о типично советских (и постсоветских) реалиях. Заброшенная «зона», территория пионерского лагеря, колхоз, куда студенты ездят «на картошку», мерзлая земля БАМа, кладбища заключенных, химический завод, провинциальный городок в тине застоя. Иногда авторы проявляют эрудицию и вспоминают историю: хазарское кладбище, иудейское кладбище. Раскопанное захоронение превращает людей в ходячих мертвецов – метафора настолько же очевидная, насколько и замыленная. Но хороша и она. Зомби здесь появляются с туманом, с наступлением ночи, или просто выходят из леса, потому что были в нем всегда. Их, такое дело, местная земля родит как траву, как листву. Дальше сюжеты развиваются по одной схеме: живые берут вилы (ножи, автоматы, колья, соль, хлор) и выходят против восставших мертвецов.
Только один рассказчик – Татьяна Томах – позволяет себе уйти от стандарта и писать о том, почему же они все-таки поднимаются. Ее герои – солдаты советской армии в гарнизоне возле поселка «Заря коммунизма». Каждую ночь на месте пруда возле поселка появляется серебристая широкая река, через нее начинает расти мост: с той стороны на эту; на мост вылетают всадники с шашками и пулеметом: белая гвардия. На подходе к этому берегу в них стреляют, они умирают. Дальше специально вызванные из спорт-роты гребцы перевозят трупы обратно на тот берег. И надо управиться до утра. А времени с каждым разом все меньше – «они» уже оживают прямо в лодках.
Ночь за ночью они летели на пулеметы и снова и снова умирали – за бога, царя и отечество. Ни разу не меняя выбор, сделанный однажды много лет назад.
Антон однажды подумал, что это, наверное, самое важное – что они ни разу за эти ночи не передумали. Никто не остановился, не свернул в сторону, не спрятался за спиной товарища…
…Потом он помогал переносить тела в лодки.
Один рассказ из двенадцати говорит о разнице между живыми и мертвыми. Здесь, конечно, тоже нет таких зомби, как в кино, – разложившихся, с гниющими носами пожирателей мозга. Можно ли приравнять души без тел к телам без душ и будет ли еврейский голем считаться в таком случае зомби – хорошая тема для беседы нескольких эрудированных людей. Но ее как раз никто толком не поддержал. Все сошлись на том, что земля русская рождает нечисть богато и не без повода: усеяна трупами идей и людей, посыпана сверху обломками отживших лозунгов и девизов. Всему этому иногда надоедает лежать без движения, и оно встает, плесневелое, на некрепкие ноги, трубит в ржавый горн и выходит из лагеря, кладбища, котлована в надежде, что кто-нибудь из живых откликнется на печальный зов.
На кладбище холодно, сыро и темно. Там неглубокие могилы и покосившиеся кресты. К ним никто не приходит, не поправляет мраморные плиты, не читает слова на памятниках. Там тоскливо и одиноко. Даже мертвецы оттуда уходят. Им, в общем, все равно, куда идти, но по привычке они идут к своим. В дома с печкой и ужином. Им не хватает мозгов и тепла человеческих тел, поэтому они обнимают живых и вцепляются в них зубами. Ну, просто человек так устроен, что зубы сохраняются дольше остального тела. У тех, понятно, у кого они были при жизни. А глупые живые пытаются убежать, ищут способы убить мертвых еще раз, и никто, за исключением двух рассказчиков, не думает, как сделать, чтобы мертвым солдатам и пионерам не нужно было никуда идти. Герои одного автора сжигают тела, по старой языческой традиции всех времен и народов. Герои другого вспоминают древние слова «Харон» и «Лета» и способны догадаться, для чего нужна река.
Оба способа обращают нас лицом не к мертвых, а к живым – к такой картине мира, где у мертвых и живых разные предназначения, а не одно общее – война до последней капли крови. Мертвецы, по идее, превращаются в хранителей прошлого и оберегают живых от повторения ошибок. Живые, по идее, помнят истории мертвых и при жизни пытаются не быть зомбаками с голодом вместо мозга. И только привычка выживать в любых условиях превращает человека в ходячий труп, сводя на нет разницу между холодным и теплым.
Даже тупой пиндос может сделать мертвое из мертвого. Было бы теперь круто узнать, как сделать из мертвого живое. Где там, говорите, ваша крупнокалиберная духовность?
Еще о неприличном:
Сентиментальные зомби
Ночь живых евреев
Переселение душ
О жизни и смерти одного праведного тела
Привет, СССР!