Разгар очередной прогулки с Якиром по улицам бесконечного города, или по набережным Сены, между заваленными старыми книгами прилавками, чьи хозяева рады видеть постоянного хорошо знакомого клиента. Специально в его честь они достают находки, припрятанные для подлинных ценителей. Или приглашают взглянуть на старинный фолиант. А пока он внимательно присматривается к книге, с закрытыми глазами вдыхает запах пожелтевшей бумаги и стоя перелистывает страницы, меня усаживают на скамеечку и угощают черным кофе из термоса.
Правда, после аборта отношения с возлюбленным становятся прохладнее. А тут как раз у брата Баси/Бети возникает идея переселиться в Палестину – не то чтобы он был убежденным сионистом, просто каким-то шестым чувством ощущает приближающуюся опасность.
Басенька, пойми, это должно закончиться рано или поздно. Я собираюсь уехать в этом году. <…> Имей в виду, я закончу тут кое-какие дела и уеду, максимум через год. <…> Я сам не знаю, как я все это оставлю. Но здесь нет будущего. И не только здесь. Даже Роза (сестра, которая осталась в Польше) уже по дороге в Палестину вместе с Йехиэлем, с которым они собираются пожениться. И младшие тоже собираются… <…> Не знаю, имеешь ли ты хоть какое-нибудь представление, что грядет во всей этой Европе.
В результате брат и сестра отправляются в Палестину, где Бети меняет имя на Бат-Эль, находит себе мужа, едет с ним работать на север страны, снова беременеет, возвращается в центр, покупает дом в небольшом поселке под Тель-Авивом (в романе он назван Мошава, а прототипом ему мог послужить, например, Реховот), рожает, находит работу, учится на социального работника, опять выходит на службу, снова рожает …Чтобы Бася/Бети/Бат-Эль не слишком страдала от ностальгии по Парижу, вслед за ней в Палестину приезжает ее французский любовник. На долгие годы он становится другом семьи, потом на короткое время — снова любовником Бат-Эль, но вскоре она уезжает в Америку на повышение квалификации, а муж и любовник остаются и вместе коротают вечера за чашкой кофе и разговорами и молчанием о Бат-Эль.
В конечном итоге, правда, семейные ценности торжествуют — Бат-Эль возвращается к законному мужу в Израиль, где и умирает (конечно, не сразу, но автор делает «монтаж», из конца 50-х отправляя читателя и героев сразу в 1980-й), окруженная детьми и внуками. Они, собственно, и рассказывают историю жизни семьи, разбирая архив и рассматривая старые фотографии.
Мы высыпали содержимое ящика на старый стол во дворе. Груда документов, альбомов, дипломов, коричневые конверты, остатки хитиновых тараканьих панцирей, даже один испуганный геккон, который метнулся куда-то прочь, оставив нам извивающийся хвост.
Все это описано мило, непринужденно, по-домашнему. Поэтому нет-нет, да забываешь, где и в какие годы происходит действие романа. А тем временем в мире начинается и заканчивается Вторая мировая война, Холокост, борьба террористического подполья против англичан, Война за независимость, Синайская компания и много других кровавых и трагических событий.
Не то чтобы все они вовсе не упомянуты в книге. Однако по большей части играют роль даже не декораций, а просто задника в глубине сцены, никак не влияющего на происходящее.
К примеру, родители героини остались в Польше, где следы их затерялись. В романе об этом говорится скорее нейтрально: одни умирают от старости, другие — от болезней, а эти – от Холокоста. Грустно, больно… но жизнь продолжается – завтра на работе важное совещание, сын не успевает по математике, а на следующей неделе мы снова едем в Тель-Авив на поэтический вечер.
Возможно, в подобном восприятии действительности кроется главная тайна израильского общества, которое нередко удивляет и даже шокирует свежеприбывших эмигрантов и тех, кто судит об израильской жизни по новостям. Как можно нормально жить в стране, где за первой интифадой или ливанской войной неизбежно наступает вторая, а в качестве сезонных осадков выпадают либо «касамы», либо «град»?
А вот так и можно. Не забывая о страшном и трагическом, но просто не концентрируясь на нем. Стараясь жить, как будто вокруг обычная европейская провинция, где люди заняты работой, детьми, семейными проблемами, где худо-бедно течет какая-никакая культурная жизнь (разумеется, не сравнимая с Парижем, о котором периодически с тоской вспоминают герои романа), а на улицах нет людей в военной форме с автоматами наперевес (в книге, кстати, нет ни одного). Или, если угодно, как будто вокруг не реальный Израиль, а «Старая-новая страна» Теодора Герцля, где евреи живут в мире с окружающими и друг с другом и наслаждаются счастьем стать наконец таким же народом, как и все остальные.
Наверное, любой психолог с легкостью напишет монографию о том, какими трагическими последствиями чреват подобный подход для человеческой психики. Но если говорить об обществе в целом, по-другому жить здесь, пожалуй, и невозможно.
И другие способы выжить:
Религиозные яппи, или Секс между общиной и мегаполисом
Новый израильский детектив: террор на пользу делу
Чем заняться еврею летом