Свирепый праведник: штаны утешителя

Предыдущие выпуски:
История подмены
Наперсток вина
Семена сновидений
Искусство совмещения планов
Генеалогия и зарактер
Роение ангелов
Пожар в небесах



...А в это время Гершеле стоял на коленях, нагнувшись, в крайне неудобной позе, окруженный толпой воинственно настроенных недоброжелателей. Двое держали его за руки. Двое за ноги. Один держал голову и всякий раз, когда Гершеле пытался что-то сказать, зажимал ему рот широкой потной ладонью. Еще один, постарше и поприличнее на вид, стоял поодаль и руководил действиями прочих.

— Пятьдесят плетей подлецу, — сказал он, и те, что удерживали ноги, слаженно — как по команде — принялись спускать с Гершеле штаны, но тут на рыночной площади Гусятина произошло смятение, народ расступился, и в образовавшейся пустоте возникла человеческая фигура.

Чужак не предпринимал ни малейших усилий, чтобы протиснуться: толпа раздвигалась перед ним, подобно водам Чермного моря. Одет он был в рванину, ботинки покрывал многодневный слой пыли и грязи, но голову держал так прямо и глаза смотрели так светло, что ни у кого не возникло сомнений в том, что находится он здесь по праву.

— Зачем вам штаны этого человека? — спросил он, обращаясь к тому из экзекуторов, что выглядел постарше и поприличнее.

— Не штаны интересуют меня, — ответил тот, — но их содержимое. Уверяю тебя, благородный незнакомец: содержимое этих штанов нуждается в хорошей порке!

Толпа одобрительно зашумела.

— Разве дано вам решать, кто нуждается в наказании и кто не нуждается? — спокойно спросил пришлый. — Не зря ведь сказано: «Не встанут высокомерные пред очами Твоими...»

Толпа притихла.

— Обычно мы просим р. Мордехая, будь он трижды благословен, рассудить наши сомнения, — признался экзекутор, — но ввиду его отсутствия кому-то ведь нужно принимать (нелегкие) решения!

— Где же теперь р. Мордехай, будь он трижды (и более того) благословен?

— Убыл в Меджибож. Говорят, тамошний р. Барух занемог...

— Не занемог, а умер! — подсказали в толпе.

— И не умер, а черти его побрали за его сварливый норов! — выкрикнул веселый голос, явно принадлежащий (легкомысленному) молодому человеку.

— И никакие не черти! Р. Барух вознесся, подобно Илие, тому есть надежные свидетели! — сказала какая-то женщина из толпы.

— Цыц, невежи! — гаркнул тот, кто отдавал распоряжения. — Доподлинно известно лишь то, что святой р. Дов-Бер из Межерича призвал в Меджибож цадиков и среди них нашего р. Мордехая, пусть свет его не померкнет в веках. Известно также, что р. Барух не показывается в людях. Прочее — домыслы и пустая брехня... Ты-то сам чей будешь, дорогой человек?

— Я-то сам человек простой, направляюсь в Меджибож, чтобы уладить кое-какие дела.

Тут из толпы вышел старик, едва способный передвигаться без посторонней помощи. На трясущихся ногах он проковылял к незнакомцу, бормоча что-то неразборчивое, вскрикивая и причитая. И вдруг, неожиданно для всех присутствующих упал на колени и принялся целовать края его рваной и грязной одежды.

— Что случилось, дедушка Мешулам? Что на вас нашло?

Но дедушка Мешулам продолжал бормотать, причитать и тискать чужака, и никто не мог понять, что происходит, пока не привели внучку по имени Геула, способную разобрать речь старика.

— Дедушка говорит, что знает этого человека, — пояснила она. — Однажды дедушка был в Тульчине, сидел с ним за одним столом и слышал его толкование Песни песней.

— Кто же этот человек, дедушка Мешулам?

И дедушка Мешулам ответил:

— Шломо, сын Давида и Бат-Шевы, царь народа Израилева.


16. Краткая реминисценция

Однажды царица аравийская загадала Шломо, царю нашему, загадку:

— Отчего люди не летают, как птицы?

Шломо долго думал и ничего лучшего не придумал, чем спросить нас, евреев:

— Отчего вы, люди, не летаете, как птицы?

И мы, люди, ответили:

— Это потому, государь, что крылья нам подрезают еще до того, как мы узнаем, что мы — люди, что мы — евреи, что мы — твои подданные. Кабы не это, летали бы мы привольно тут и там, а ты любовался бы нами, задрав голову. Но поскольку крылья нам подрезают задолго до того, как мы узнаем о себе, рождаемся мы людьми, вырастаем евреями и смотрим на тебя, задрав головы.

Услышав это, царица Шва подивилась мудрости нашей и сказала:

— Слава царю, который внемлет речам многоумных подданных! Да будет благословен Тот, Кто посадил тебя править в твоем народе!

17. ...и свобода слова

Тут рука, закрывающая рот Гершеле, — то ли по причине усталости, то ли потому что было жарко и рука эта была влажной от пота — соскользнула, и Гершеле, пользуясь неожиданно обретенной свободой слова, закричал:

— Шломо, царь народа Израилева, умер задолго до рождения твоего прапрапращура, дедушка Мешулам! Умер он счастливым человеком, поскольку жен на момент смерти у него было больше, чем песка в твоей голове. Отпустите мои штаны, и я скажу вам, кто этот пришлый!

— Отпустите штаны! — распорядился тот из гусятинцев, что выглядел постарше и поприличнее, — но возьмите его пояс... без пояса далеко не убежит.

Гершеле поднялся с колен, повернулся к чужаку и принялся его рассматривать, одной рукой придерживая спадающие штаны, другую приставив ко лбу, будто пришелец находился на большом расстоянии. Рассмотрев чужака так и эдак, он сказал:

— А ведь это — тот самый цадик, которого р. Мордехай ищет в Меджибоже вместе с остальными мудрыми и достойными людьми.

— Как ты догадался? — спросил р. Барух.

— Скажу, если эти разбойники вернут мой пояс.

— За что они хотят тебя выпороть?

— Я говорил о них правду.

— И это все?..

— Я также говорил правду об их женах...

— А...

— ...о домашних животных... баранах например...

— ...

— ...об их детях, а также... разного рода неодушевленных предметах...

— Каких именно?

— О столбах... чугунных чушках. О вениках и валенках...

— Тогда все ясно...

— ...о растениях... помнится, речь шла о дубах и липах... о музыкальных инструментах: преимущественно — бубнах и балалайках...

— Можешь не продолжать. Хочешь ко мне на службу?

— Нет.

— Как знаешь... Спускайте с него штаны!

— Очень хочу к тебе на службу. А что нужно делать?

— Говорить правду.

— И это все?

— Все.

— Выглядишь ты, великий цадик, настоящим оборванцем и погорельцем. Боюсь, денег у тебя не хватит, чтобы платить мне за такую работу.

— Ты прав, Гершеле. Благородный правдоруб мне не по карману, так что будешь простым шутом...


Если хотите понять, как Гершеле узнал р. Баруха, дождитесь следующего выпуска «Свирепого праведника».
Продолжение следует.

Иллюстрация Ильи Баркусского


     

     

     


    Комментарии

     

     

     

     

    Читайте в этом разделе