История подмены
Наперсток вина
Семена сновидений
Искусство совмещения планов
Генеалогия и зарактер
Роение ангелов
Продолжение истории про Гершеле Острополера, раби Баруха, чертей и ангелов.
13. Свирепый праведник
Р. Барух был праведник, известный в людях. Многие были при нем — одни стирали, другие готовили, третьи печи топили, четвертые музыку играли. Были при нем конюхи и столяры, плотники и стряпухи, прачки и швеи, кузнецы и маляры. Были при нем хасиды числом более сотни, все со своими семьями. Были у него дома в Меджибоже, были у него земли, поля и пруды. Были у него деньги, и все, что нужно человеку, и более того, что нужно человеку, и более того, что нужно сотне людей, и более того, что нужно тысяче.
И все это ему было в тягость.
Всякий раз, вознося молитву, р. Барух трижды повторял слова «да не потребуются нам дары...», надеясь уменьшить поток сокровищ, несомых евреями со всех концов света, но деньги и роскошные подарки стекались к нему подобно тому, как реки несут в море воду — не потому, что море желает принять больше воды, а потому, что такова природа воды — быть принятой морем.
И чем богаче становился р. Барух, тем более сокрушался, и плакал, и молил Вышнего об избавлении.
Однажды ночью, когда домочадцы уснули, и все хасиды уснули, и все работники, и приживалки, и музыканты, и сторожа, р. Барух выскользнул из дому, переодевшись в лохмотья, и ушел куда глаза глядят — пешком — подобно нищеброду, какие в великом множестве ходили по просторам Подолии.
Шел он ночами, отдыхал днем — то в стогу сена, то на лесной поляне, то в хлеву, то у реки, опасаясь, как бы не признали его в городах и поселках, штетлах и маленьких деревеньках.
Шел и шел, сам не зная куда и зачем.
И в такой тишине он шел, что, казалось, наконец позабыл все, что мешало ему познать истинный смысл Творения, и даже имя свое р. Барух вспоминал все реже и реже.
Так минуло время: неделя, за ней — еще две недели...
Однажды ночевал он у озера, а наутро посмотрел в воду и впервые за многие годы рассмеялся. Ему больше не нужно было скрываться: никто не узнал бы в нем знаменитого цадика, чей двор не уступал в роскоши богатейшим вельможным дворам.
Долго смотрел р. Барух на свое отражение — и чем дольше смотрел, тем громче смеялся.
Но тут за плечами его утренняя дымка сгустилась, перистые облака налились темным светом, в этом свете прорезался гневный лик. В ужасе р. Барух обернулся к Небесам и увидал над собою человека с таким острым взглядом, что больно было смотреть в глаза.
— Кто ты? — спросил р. Барух.
— Кто ты? — переспросил его странный человек.
— Никто и ничто! — ответил р. Барух.
— Никто не может сказать о себе «никто», — сказал остроликий, черты его смягчились и р. Барух понял, что перед ним ангел. — Даже я, созданный из воздуха и пустоты, не «никто», а «некто». Вернись в дом Учения и живи как подобает Внуку твоего Деда.
Тогда р. Барух поднял лицо к Небесам и взмолился — так истово и отчаянно, что полы его нищенского одеяния загорелись.
Ангел принялся было тушить водой из озера, но все напрасно: р. Барух молился, и одежда на нем горела. И так было, пока ангел не снял Венец Славы и не пал ниц перед цадиком.
Увидев это, р. Барух умолк в изумлении, и тут же огонь, охвативший его, прогорел и угас.
14. Пожар в Небесах
И вот один ангел говорит другому:
— Как же тебе удалось укротить норов неугомонного, свирепого праведника? Скажи, ибо ты был там, а мы не были!
И другой ангел отвечает первому (и остальным, кто слушал или был поблизости, чтобы услышать):
— Желание остаться безвестным и ничтожным было в нем так безмерно, что молитва стала подобна костру, пожирающему миры. Моих сил было — увы — недостаточно, ибо даже одна искра истинной веры сильнее, чем все наши воинства. Огонь разгорался сильнее и вскорости достиг предела Чертогов. Я видел, как три языка пламени достигли Нижнего Дворца и поколебались верхи врат. Я видел, как два языка пламени достигли Среднего Дворца и поколебались камни в стенах. Я видел, как один язык пламени достиг Верхнего Дворца и покои наполнились дымом и скрежетом...
Сила этой молитвы была так велика, что весь мир вздрогнул и пошатнулся.
В ужасе и смятении я приготовился остановить пожар даже ценой собственного существования. Но такова природа Его, что невозможно противодействовать Ему, но лишь покориться.
И тогда снял я Венец Славы своей и пал ниц, умоляя выслушать и довериться моему посланию.
И когда жар молитвы унялся, р. Барух услышал меня.
— Что же ты предложил ему вместо благословенной нищеты и безвестности?
— Истинного спутника и утешителя.
И услыхав это, ангелы в изумлении воскликнули, и эхо их восклицания облетело мир и достигло самого дна Мироздания.
15. Штаны утешителя
А в это время Гершеле стоял на коленях, нагнувшись, в крайне неудобной позе, окруженный толпой воинственно настроенных недоброжелателей. Двое держали его за руки. Двое за ноги. Один держал голову и всякий раз, когда Гершеле пытался что-то сказать, зажимал ему рот широкой потной ладонью. Еще один, постарше и поприличнее на вид, стоял поодаль и руководил действиями прочих.
— Пятьдесят плетей подлецу, — сказал он, и те, что удерживали ноги, слаженно — как по команде — принялись спускать с Гершеле штаны, но тут на рыночной площади Гусятина произошло смятение, народ расступился, и...
Если хотите узнать, что произошло на рыночной площади Гусятина, дождитесь следующего выпуска «Свирепого праведника».
Продолжение следует.
Иллюстрация Ильи Баркусского.