Очень редко кому-то удается совместить пристальное внимание к мелочам быта и почти что вселенский, надмирный посыл, заставляющий откликаться сердце любого читателя.
Под эти критерии подпадает разве что Тора, да, наверное, еще «Денискины рассказы» Виктора Драгунского. Удивительным образом в них соединилось почти энциклопедическое описание жизни ребенка и библейский этический догматизм, притом что книга эта ни разу и нигде не говорит о религиозности.
Оно и понятно – 58 рассказов, входящих в «канон» книги, начали публиковать в 1959 году, когда Библия находилась в СССР практически под запретом.
Однако сам Драгунский, родившийся, по истинно еврейскому повороту судьбы, в Нью-Йорке в 1913 году, несомненно, был знаком хотя бы с основным содержанием Торы. Иначе откуда бы взялись такие четкие иллюстрации к «Не убий», как «Синий кинжал»
«Утром я ничего не мог есть. Только выпил две чашки чаю с хлебом и маслом, с картошкой и сосиской. Потом пошел в школу.
Синий кинжал я положил в портфель с самого верху, чтоб удобно было достать.
И перед тем как пойти в класс, я долго стоял у дверей и не мог войти, так сильно билось сердце. Но все-таки я себя переборол, толкнул дверь и вошел. В классе все было как всегда, и Левка стоял у окна с Валериком. Я, как его увидел, сразу стал расстегивать портфель, чтобы достать кинжал. Но Левка в это время побежал ко мне. Я подумал, что он опять стукнет меня пеналом или чем-нибудь еще, и стал еще быстрее расстегивать портфель, но Левка вдруг остановился около меня и как-то затоптался на месте, а потом вдруг наклонился ко мне близко-близко и сказал:
— На!
И он протянул мне золотую стреляную гильзу. И глаза у него стали такие, как будто он еще что-то хотел сказать, но стеснялся. А мне вовсе и не нужно было, чтобы он говорил, просто я вдруг совершенно забыл, что хотел его убить, как будто и не собирался никогда, даже удивительно».
а к «Не укради» - как «На Садовой большое движение»? Не говоря уже о «Почитай отца твоего и мать твою», что является темой многих рассказов, или «Не лжесвидетельствуй», что блестяще иллюстрирует знаменитый рассказ «Тайное всегда становится явным».
«А когда мама вернулась, мне даже страшно было на нее взглянуть. Но я себя пересилил, подошел к ней и сказал:
— Да, мама, ты вчера сказала правильно. Тайное всегда становится явным!
Мама посмотрела мне в глаза. Она смотрела долго-долго и потом спросила:
— Ты это запомнил на всю жизнь? И я ответил:
— Да».
Драгунский очень долго искал себя как прозаика, успев при этом поработать и клоуном в цирке, и актером, и руководителем эстрадного ансамбля, и автором юмористических скетчей.
Видимо, его тонкий «юмористический» слух и позволил «Денискиным рассказам» обрести свой уникальный юмор, балансирующий на той грани, что отделает грусть от заразительного смеха.Ни один из рассказов канона нельзя назвать полностью грустным или стопроцентно смешным, что и делает их юмор таким знакомым – еврейским смехом сквозь слезы.
Юмор Драгунского создается из контраста абсолютно взрослой речи и детского мироощущения – или наоборот.
«Денискины рассказы» - одна из очень немногих книг в мировой литературе, где с такой полнотой исследуется внутренняя жизнь ребенка, причем ребенка обыкновенного, не отличающегося особыми талантами, ничем не выдающегося. В этой обыкновенности и таится одна из основных загадок великого писателя.
Драгунский каким-то магическим способом ухитряется видеть мир глазами ребенка. Современники рассказывали, что он был очень наблюдательным, и, видимо, это из ряда вон выходящее внимание к деталям и позволило ему увидеть многое из того, что обычно скрыто от взгляда человека. Увидеть и услышать.
Родители, дети, учителя, случайные прохожие, рабочие на улице – все они разговаривают по-своему, и это многоголосие превращает «Денискины рассказы» в великолепную, многоцветную, дышащую, живущую Вселенную. Именно поэтому им никогда не везло с экранизациями – язык экрана не в состоянии передать всех измерений этой книги, оттого-то и фильмы по ней получаются плоскими и скучными.
В отличие от многих книг, написанных взрослыми для детей, Драгунский никогда не скатывается в сюсюканье, натужное морализаторство и не делает вида, что детство – огромная прекрасная страна, населенная лишь добрыми волшебниками.
В детстве Дениски есть место всему – лжи, предательству, травме, в нем не наказываются обманщики и глупцы, но это и есть та возвышенная правда, которая делает Дениску таким близким нам, ведь каждый, кто читает эту книгу своему ребенку, читает и о своем детстве тоже.
Дети же прямо-таки купаются в неиссякаемом источнике радости, слушая и читая «Денискины рассказы». Не знаю ни одного ребенка, который бы не ассоциировал себя хоть раз с Дениской, с его прекрасным миром, обретенным раем, где отец силен, мать заботлива, а друзья верны тебе, что бы ни случилось.
Именно поэтому до сих пор замираешь в восхищении перед этой книгой, как Дениска перед белыми амадинами:
«Такие они были маленькие, слабые и нежные, но, видно, в том то их и сила была, у маленьких и слабых, что мы стояли как вкопанные перед ними все — и дети, и даже взрослые».
Это Драгунский писал и про себя тоже – про всех нас, не героев, не лидеров, - просто людей, старающихся выжить и не впасть в безумие или уныние. Про маленьких, слабых и нежных, каждый вечер открывающих его книгу, чтобы получить тот заряд счастья и радости, который нам поднимет на следующий день и отправит в мир – туда, где может случиться и неизбывное горе, и великая победа.
Туда, где «… рабочие бьют молотками по розовому камню. Звук долетал сюда слабо, нежно и робко, как будто кто-то играл стеклянным молоточком на серебряном ксилофоне».
Об этом звуке, на самом деле, первым узнал пророк Элияху: «И вот, Бог приводит ветер, великий и могучий… но не в ветре Бог. А после ветра – землетрясение, но не в нем Бог. А после землетрясения – огонь, но не в огне Бог. А после огня – звук тонкой тишины».
Слабый, нежный, робкий, почти незаметный, улетит – и не поймаешь, звук тишины, хлопок одной ладони. Спасибо Драгунскому, услышавшему его.
А также:
Жванецкий создает свой язык
Самая гениальная новелла в советской русской литературе
Еврейские традиционные детки
5 лет и 8 месяцев
Израильская детская литература в фактах и картинках