Несмотря на то, что часть публикаций появилась уже вторично – на страницах книг, редакторам - Гали-Дане и Некоду Зингерам - представляется важным сохранить то хрупкое композиционное единство, которым является каждый номер в совокупности.
ОТ РЕДАКТОРОВ: О ДВОЕТОЧИИ
«Есть два различных способа думать о двоеточиях, – писала Гертруда Стайн в «Поэзии и грамматике», – [...] можно думать о них как о запятых, и в качестве таковых они совершенно раболепны, или же можно думать о них как о точках, и тогда их употребление может вызывать острые ощущения».
«Двоеточие, – объясняет Авраам Эвен-Шошан в «Новом словаре» языка иврит, – две точки одна над другой (:), пунктуационный знак, идущий перед прямой речью, перед перечислением предметов и т.п. В Писании двоеточие стоит в конце каждой фразы».
«Двоеточие, – толкует В. И. Даль, – знак препинания, за которым следует дополнение или объяснение предыдущего».
«Двоеточие, – утверждает Вебстер, – пунктуационный знак, разделяющий части предложения, являющиеся почти совершенно независимыми и законченными».
Так, любезный читатель, прибегнув к третейскому суду английской речи, мы не только прояснили для себя смысл заявления Гертруды Стайн, но и приблизились к определению, наиболее точно характеризующему направление нового, двуязычного «Двоеточия».
Мы любим острые ощущения. Попытаемся же увидеть в «Двоеточии» точку, а лучше – две, одну над другой, по словам А. Эвен-Шошана. Одна из них может быть отражением другой. (Но всегда останется интригующее недоумение – которая же отражает другую?) Вместе же точки составят двустороннее зеркало между написанным справа налево и слева направо, будто между «почти совершенно независимыми и законченными частями предложения», и с особой тщательностью отразят именно это «почти», тем самым словно подсказывая тебе, просвещенный читатель, где здесь тело (текста), а где – его отражение, где первоисточник, а где – перевод, пересказ, интерпретация или еще какая-нибудь из многочисленных форм истолкования и экспроприации. Не верь им, проницательный читатель! Никогда за «Двоеточием» не последует «ни дополнение, ни объяснение предыдущего», да и отражательная его способность столь удивительна, что иной раз запечатлится в нем нечто будто бы и не существующее, а иной – глянешь, а отражения-то и нет.
И все же оно останется знаком препинания, препоной на пути как к дезориентации, так и к ориентализму**:**
Третий номер "Двоеточия" проведёт внимательного читателя между Сциллой конструктивизма и бациллами деконструкции, меж Харибдой Дерриды и осциллографом Дана Цалки, поведёт от ежей к назначению поэта и поэзии,от дедов – к пророкам, выведет из "Библейского зоопарка" к "Обратной зелени" "Чужеземных садов" и под конец, «испортив нам пейзаж на снимке», вернёт его к "бобрам-строителям, ежам и дикобразам".