Нынче Тараща снова в новостях, и новости эти – как раз по части Букника. Последнее неудивительно: было время, когда о Тараще иначе, как о еврейском городке, и не писали.
«Тараща — в сущности, еврейское большое местечко, несколько принарядившееся под город», - замечал корреспондент «Киевской мысли» в 1913 году. А в середине XIX века классик украинской литературы Тарас Шевченко и вовсе прошелся по Тараще паровым катком:
«Тараща — город! Не понимаю, зачем дали такое громкое название этой грязной жидовской слободе, - возмущался он. — Наверное, можно сказать, что покойный Гоголь и мельком не видал сего нарочито грязного города, иначе его родной Миргород показался бы ему если не настоящим городом, то по крайней мере прекрасным селом».
Прочие перлы из очерка Шевченко «Прогулка с удовольствием и не без морали» даже цитировать не хочется. Уж больно они обидны для жителей вполне милого городка, не говоря уж о евреях (антисемитизм Кобзаря давно стал нарицательным). Как ни странно, памятник Шевченко в Тараще несколько лет назад установили, хоть он здесь и не заметил ничего, кроме «тухлого болота» и мрачной церкви. Увековечен Шевченко и в названии центральной улицы. А до еврейского наследия руки все не доходили. Ни у местных властей (в чем их винить сложно — есть и более насущные дела), ни у еврейских организаций, ни у тех 12 престарелых евреев, что остались сейчас в Тараще.
Уборка на кладбище г. Тараща. Фото из газеты "Хадашот"Когда-то в этом городке, возникшем где-то в конце XVII века, было гораздо больше евреев. По описи 1765 года, из 122 дворов двадцать шесть были еврейскими. А в 1898 году в Тараще насчитывалось 5968 православных, 5181 еврей, 91 раскольник, 82 католика, три церкви, католическая часовня и четыре синагоги. «Большая часть населения занимается ремеслами, хлебопашеством и огородничеством; купцы ведут свои дела в уезде», - уютно сообщали Брокгауз с Ефроном. Самый известный еврейский сын Таращи, правда, успел к тому времени покинуть местечко. Видать, Борису Томашевскому на роду было написано стать не огородником или ремесленником, а пионером еврейского театра в Америке. 
Могила на еврейском кладбище Таращи. Фото из http:uk.wikipedia.orgХолокост подвел черту под еврейской историей Таращи. У еврейского кладбища и в овраге, получившем прозвище «Бабий Яр», оккупанты за годы войны расстреляли 1340 местных жителей, среди них сотни евреев, а также пленных красноармейцев. Уже в наши дни был воздвигнут обелиск с пятиконечной звездой и менорой, но территория вокруг оставалась запущенной и в конце концов превратилась чуть ли не в городскую свалку. В статье, опубликованной минувшей осенью на городском сайте, директор таращанской гимназии «Эрудит» Лариса Скаба писала, что на месте расстрела – кучи мусора и сухих веток, поваленные старые деревья…Учительница напомнила таращанцам, что евреи перед войной составляли 46 процентов населения городка и с их гибелью был уничтожен целый пласт этнической и культурной истории Таращи. Напомнила, что места массовых захоронений должны быть памятниками любви и сострадания. И что, в общем-то, стыдно.
Ее протест, скорее всего, так и остался бы гласом вопиющего в пустыне. Но Лариса Скаба начала действовать. Ввела в гимназии программу по изучению истории Холокоста, которая включала лекции, просмотр художественных и документальных фильмов, краеведческую работу. Вместе с заместительницей начальника лесной инспекции Валентиной Куклишин, уроженкой Таращи, разработала план создания в «Бабьем Яре» мемориального парка и ландшафтно-рекреационной зоны. К разработке дизайна подключила специалистов из Киевского сельскохозяйственного университета. Заручилась помощью мэра и городских властей.
«Женщины обращались за поддержкой в одну из “крышевых” еврейских организаций, но… помощи так и не дождались, - пишет украинское еврейское издание «Хадашот». — Поэтому решили обойтись собственными силами, призвав по местному радио всех неравнодушных собраться на акцию по уборке территории братской еврейской могилы».
На призыв откликнулось около 300 горожан: гимназисты и их преподаватели и небольшая команда из Украинского еврейского студенческого союза. Мусор вывозили грузовиками, на пустыре посадили деревья.
Надгробие р. Рафаэля из Бершади. Фото с сайта http:twozaddicks.org/«Складывается впечатление, - справедливо замечает «Хадашот» - что истинный путь в Европу начинается не на Печерских холмах, а здесь — в провинциальной Тараще. И гражданское общество, о котором мы так любим поговорить, зарождается тоже здесь и в осознании своей ответственности перед прошлым и желании изменить будущее, а не на митингах или страницах газет». На этой ноте следовало бы и закончить, только вспоминается другая история, также имеющая отношение к Тараще. Она — о раввине Исраэле Меире Габае, главе организации «Охалей Цадиким». За последние двадцать лет эта организация, о чьей деятельности вне ортодоксальных религиозных кругов мало кому известно, привела в порядок десятки еврейских могил и захоронений праведников в Израиле и Восточной Европе. В том числе и в Тараще, где похоронен один из влиятельных хасидских цадиков, рабби Рафаэль из Бершади (умерший, по всей видимости, в 1827 году).
Габай, брацлавский хасид, уже в наши дни соорудил над могилой рабби Рафаэля небольшой домик, или «оэль». Было также реставрировано старинное надгробие с надписью: «Он говорил истинные слова Торы, и несправедливость не оскверняла его уст».
Домик над могилой р. Рафаэля. Фото с сайта http://twozaddicks.org/В случае рабби Рафаэля слова эти – не пустой звук. Честность его была легендарна. Рассказывают, что однажды рабби Рафаэль должен был свидетельствовать в суде. Он считал, что преступник-еврей виновен, и долго колебался между желанием спасти соплеменника и сознанием того, что служение Господу состоит в правде. Мучения его были таковы, что он покинул Бершадь и отправился в Таращу; там он рыдал всю ночь и умолял Всевышнего забрать его жизнь, а к утру скончался. Жаль, конечно, что благородный труд раввина Габая не коснулся братской могилы жертв Холокоста. Очевидно, мораль состоит в том, что каждый должен заниматься своим делом. Таращанская учительница и приезжий хасид каждый по-своему воскрешают память — о человеке, который не спас виновного, и о невиновных, которых спасти было некому. О них можно лишь свидетельствовать.