Стихи поэтов - членов ЕАК

Лейб КвиткоЛев Квитко

СКРИПКА

Я разломал коробочку —
Фанерный сундучок, —
Совсем похож на скрипочку
Коробочки бочок.
Я к веточке приладил
Четыре волоска, —
Никто еще не видывал
Подобного смычка.
Приклеивал, настраивал,
Работал день-деньской...
Такая вышла скрипочка —
На свете нет такой!
В руках моих послушная,
Играет и поет...
И курочка задумалась
И зерен не клюет.
Играй, играй же, скрипочка!
Трай-ля, трай-ля, трай-ли!
Звучит по саду музыка,
Теряется вдали.
И воробьи чирикают,
Кричат наперебой:
"Какое наслаждение
От музыки такой! "
Задрал котенок голову,
Лошадки мчатся вскачь,
Откуда он? Откуда он —
Невиданный скрипач?
Трай-ля! Замолкла скрипочка...
Четырнадцать цыплят,
Лошадки и воробушки
Меня благодарят.
Не сломал, не выпачкал,
Бережно несу,
Маленькую скрипочку
Спрячу я в лесу.
На высоком дереве,
Посреди ветвей,
Тихо дремлет музыка
В скрипочке моей.

1928

(Перевод М. Светлова

*******

Столпились елки, обступив березу,
И жмутся все плотней.
Но белая мечтает о свободе,
О ласковой, о солнечной погоде, —
Меж елок тесно ей.

Как мне стерпеть подобное насилье?
Стальной топор остер,
Все, что соединилось бестолково,
Под топором разъединится снова
И ляжет на костер.

Я предаю огню обрубки веток
И липкий перегной
Кладу на раны елкам. А береза
Под теплым ветром распустила косы
И шелестит листвой.



Перец МаркишПерец Маркиш

ПУТНИКИ

Проносится краса лесов и сёл прибрежных.
Чьих поножовщин звон ты слышал издали?
Прошло ли? Кончилось ли в далях безмятежных?
Чьи в поле черепа преданьем заросли?

Всё заросло давно не кошенной, вихрастой,
Высокой зеленью, кладбищенской травой.
... Житомир, Киевщина, Знаменка и Фастов,
Прощай! И только свист ответит верстовой.

И поезда кричат в скудеющую осень,
И старики в глазах, заплаканных навек,
Лицо пылающей УкрАины уносят
На север, к берегам больших сибирских рек.

Ветрами всех широт обуглены их лица,
Им сотни тысяч верст знакомы позади.
Всмотрись же в путников, червонная столица,
Дай, Киев, руку им и песней проводи!

1920

(Перевод П. Антокольского)

ГАЛИЛЕЯ

Гора горе взбирается на спину,
Спуская сверху день паломникам и нищим,
Дороге, что ведет меня в долину
К арабским лавкам и простым жилищам.

О солнечные призраки! Куда-то
Дорога скрылась и неразличима...
Ночами в вашу гавань, скалы Цфата,
Приходит ветер из Ерусалима.

Лазурна грусть. Глазами даль окинув,
Вверяюсь дню. Вдвоем по изумрудным склонам,
Не мешкая, уверенно ступаем,

Примкнув к повозкам диких бедуинов,
К верблюдам опечаленно-влюбленным,
Шагающим к тебе, Ерушолаим!..

1922, Цфат
(Перевод В. Слуцкого)

НА ПОСТОЯЛОМ ДВОРЕ

За субботним столом, словно царь, восседает хозяин,
И двенадцать сынов — как двенадцать библейских колен.
“Я, как раб ханаанский, пахал и снимал урожаи,
Как еврей и отец, делал всё, что нам бог повелел.

Вот такой, какой есть, всё на свете я делать умею:
И доить, и ковать, и уладить базарный скандал.
Я трудился и ездил; я видел, поверьте еврею,
И Париж, и Нью-Йорк, и в Одессе я тоже бывал”.

В хрен макает он белую халу, сопит и чихает,
И, размазавши слезы, которых не может унять,
Говорит: “Хрен в субботу — ведь это же радость какая,
Всё равно что страничку Талмуда прочесть и понять.

А мои сыновья? Я всегда их воспитывал честно,
И прошу я вас, пан, объясните, пожалуйста, мне:
Я приучен к любому труду, так найдется ли место
Для такого, как я, в вашей новой советской стране?”

1924, Польша
(Перевод Р. Сефа)



Ицик ФеферИцик Фефер

На воротах запоров нет,
Мы летим из конца в конец.
Разве мог так стрелять мой дед,
Разве мчался так мой отец?

Где дневал — ночевал не там,
Нет следов — замели пески.
И я радуюсь ветеркам,
Что отесывают шаги.

Затерялся в верстах мой дом,
Я не беспокоюсь о нем,
Ибо тысячелетним путем
Мы идем.



Давид ГофштейнДавид Гофштейн

ПУШКИНУ

Мы ночевали на казачьих постах.
А. Пушкин

И тем оправданы мои печали,
И тем легка тоска моя порой,
Что здесь его шаги в горах звучали,
Что он лежал под этою луной.

От нежных лет моих в степи бескрайней
Его свободный дух мне сны шептал,
Его покой главу мою венчал
В тяжелый час невольничьих страданий.

И здесь, придя к горам и злым ущельям,
Пью буйной радости его струю.
Как он, в путях проведший жизнь свою,
Я, раб и царь, — его пьянею хмелем.

1912
(Перевод Д. Выгодского)


*******

Ф. Б.

Давно твой дивный стан напоминает мне
О женщинах иных наречий
(На старом амстердамском полотне
Такой же образ был увековечен).

Я вижу: нежный свет в глазах твоих
Грозит мне строго сабельным ударом,
И юный дух мой в этот чистый миг
Тоскует и томит меня недаром.

1921
(Перевод Л. Озерова)

• Трагедия, ставшая неизбежной

  Евгений Левин 10 августа 2007

  Для многих советских евреев послевоенные антисемитские кампании грянули как гром среди ясного неба. На протяжении предшествующих десятилетий евреи были одной из наиболее лояльных Советам групп, а потому они решительно не могли понять, из-за чего вдруг впали в немилость. Однако более серьезный анализ показывает, что послевоенная сталинская политика стала естественным развитием тенденций, возникших еще в предвоенное десятилетие и получивших дальнейшее развитие уже во время войны.

 

 

Tweet

 

Комментарии