Как же жили религиозные тель-авивцы в первые десятилетия национальной независимости? Как строились их отношения с соседями? Как влияла на них уникальная тель-авивская атмосфера? Об этом и о другом интервью с доктором Иегудой Брандесом, раввином, преподавателем и одним из руководителей иерусалимского колледжа «Бейт-Мораша», автором нескольких книг, посвященных изучению Талмуда и классических еврейских текстов. Иегуда Брандес родился и вырос в «том» Тель-Авиве.
Для начала расскажите, пожалуйста, о вашей семье. Откуда ваши родители, почему они поселились в Тель-Авиве?
Мои родители поженились уже в Израиле. Мама родилась в небольшом польском местечке Тольшан. Пережила Катострофу, потом два года был в лагере для перемещенных лиц, и уже оттуда переехала в Израиль – родственники прислали ей сертификат, официальное разрешение на въезд в Палестину, ее дядя был тогда раввином Петах-Тиквы.
Отец тоже из маленького местечка, которое было сначала польским, потом литовским, потом советским. Во время войны он служил в Красной Армии. После войны демобилизовался, занялся сионистской деятельностью – организацией нелегальной иммиграции. В 1947 году вместе с одной группой пытался пробраться в Палестину, но был задержан и отправлен на Кипр. Оттуда приехал в Израиль и сразу призвался в армию. После войны ему предложили работу в Министерстве обороны, которое находилось в Тель-Авиве. Это и определило выбор местожительства. С мамой они познакомились уже в Тель-Авиве, в 1956.
То есть вы родились уже в Тель-Авиве. И сколько вы там прожили?
Смотря как считать. До 14 лет жил там постоянно. Потом поступил учиться в Иерусалим, в йешиву-гимназию, и жил там в интернате. Однако пока я не женился, мой дом все равно был в Тель-Авиве.
Синагога на ул. Алленби Сколько религиозных было тогда в Тель-Авиве? Незначительное меньшинство или же большая община? Да нет, нас было довольно много. Сколько точно – я, разумеется, не знаю. Можно, наверное, проверить по результатам муниципальных выборов – сколько мест имели религиозные партии. Но по моим ощущениям, нас было 10-20%, примерно так.
Разумеется, мы ощущали себя меньшинством, но довольно внушительным. Скажем, там, где я жил, в радиусе километра от дома было 10-15 синагог.
Как складывались отношения со светскими тель-авивцами?
В повседневной жизни – совершенно нормально. Я даже не уверен, что было четкое осознание разделения на две разных общины. Оно возникло позже, под влиянием школы: дети светских родителей ходили в светские школы, религиозных – в религиозные.
Важно помнить, что многие "светские" в той или иной мере придерживались традиций. Многие ходили в синагогу, проводили детям бар-мицву, обычно мальчик ходил в синагогу несколько суббот перед этим, иногда оставался потом еще на несколько суббот...
В нашем доме жили одиннадцать семей, и только наша религиозная. Все дети играли вместе, ходили друг к другу в гости. Я, правда, знал, что мне нельзя есть в чужих домах, и меня угощали чем-нибудь готовым, в упаковке. В субботу, понятно, наш религиозный образ жизни заставлял нас держаться отдельно.
В политике, безусловно, имелись разногласия. Но в повседневной жизни проблем не было. По крайней мере, там, где я жил.
Кинотеатр "Хен"Тель-Авив уже тогда был оплотом светской, западной культуры. Как относилась к ней религиозная публика? В нашем кругу это была естественная часть жизни. Ходили в кино, в филармонию, в театр. Понятно, что не могли ходить на концерты и представления в субботу. Однако у меня были приятели, с которыми мы ходили по субботам в зоопарк – по субботам он был бесплатным.
Велись ли какие-то идеологические споры вокруг этого?
В нашем кругу – нет. Правда, у нас были ультраортодоксальные родственники. Эти, действительно, держались в стороне от светской культуры.
Кстати, об ультраортодоксах. Сегодня религиозные сионисты и ультраортодоксы – это две разные общины. И тогда было так же?
В какой-то степени, да. Правда, в нашем районе ультраортодоксов почти не было. Но недалеко находился хасидский квартал со своими синагогами. Там жили религиозные люди, непохожие на нас – в штраймлах, капотах. Однако то были не сегодняшние ультраортодоксы. В будние дни они все работали. Хотя, конечно, они были гораздо меньше подвержены влиянию светской тель-авивской культуры, чем мы.
Р. Иегуда Брандес Один из символов Тель-Авива – море. Как относилась к нему религиозная публика – не ходили? Ходили на раздельные пляжи? Когда я был ребенком, про раздельные пляжи никто не слышал. Все ходили на обычные пляжи. Объясняли это тем, что море, загар – это здоровье. Я слышал много историй про раввинов, глав йешив, которые ходили на море для поправки здоровья.
Тогда никто не думал, что от солнца можно умереть. Поэтому загорали часами. Бледнокожие ашкеназы обгорали, как куры в гриле, и верили, что это вылечит от всех болезней.
Загорали и мужчины, и женщины? В обычных купальных костюмах?
Да. Правда, купальники тогда были несколько скромнее, чем сегодня. Никаких бикини, только закрытые. Так что религиозных на пляже можно было распознать, только когда они ели принесенный с собой виноград или мороженое – тогда они надевали кипу.
Набережная, 1958 г.Разговоры о раздельных пляжах появились позже. Помню, в 70-е годы в Бней-Акиве были горячие споры, можно ли вместе ходить на море, или мальчики отдельно, девочки отдельно. Тогда же появился первый раздельный пляж, в бассейнах появились раздельные сеансы для мужчин и женщин. Но в 60-е этого не было.Вы говорили, что учились в Иерусалиме. Скажите, до 1967 года, когда был освобожден Старый город, Иерусалим занимал какое-то особое место в сознании религиозной публики?
Мне трудно сказать – в 67-м я еще учился в младших классах. Однако ничего особенного не вспомню. Возможно, это симптоматично – сейчас "Иерусалимом" кормят до отвала уже в детском саду. У нас были родственники в Иерусалиме, мы ездили к ним в гости, но это воспринималось как обычная поездка в другой город.
Правда, один раз меня взяли на гору Сион, на крышу гробницы царя Давида – там была точка, откуда, как говорили, можно было увидеть Стену Плача. Я, правда, не увидел – да и как понять, что это она, если все стены выглядят одинаково? Но взрослые все время спрашивали: "Ну, ты видел? Ты видел?" Так что я в конце концов кивнул и сказал "да".
Пл. Зины Дизенгоф, 1963 г. Сейчас отношение израильской религиозной общины к государству довольно амбивалентно. Всегда ли так было? В 60-е все были большие патриоты и государственники. Не надо забывать, что среди нас почти не было местных уроженцев. Люди приехали или после Катастрофы, или незадолго до Катострофы, или из стран Востока. Поэтому государство для всех было чем-то очень, очень ценным. Создание государства воспринималась как избавление.
Очень гордились военными победами Израиля – в Войне за независимость, в Синайской кампании. Разумеется, все служили в армии. Особенно эта гордость была заметна в День независимости. Этот был очень большой праздник – в синагогах читали "Галель", украшали дом израильскими флагами и портретами политиков.
Правительство при этом критиковали часто и жестко. Ведь в те годы у власти были социалисты с антиклерикальными взглядами. Но очень четко отделяли правительство от государства. Государство – это было святое.
Вы учились в Иерусалиме? Почему? Не нашли школу в Тель-Авиве?
В то время появились первые йешивы-гимназии, и эта иерусалимская считалась одной из лучших. В Тель-Авиве были религиозные школы, но иерусалимская была престижнее.
Религиозных предметов было много: Танах, Мишна, галаха. Йешива-гимназия стояла особняком. Они видели себя в первую очередь именно йешивой: первую половину дня учили Талмуд (светские предметы были после обеда), плюс самостоятельные занятия Талмудом вечером. Ну и общая атмосфера была как в йешиве: во главе школы стоял раввин, а не директор, ученики жили в интернате, две субботы из трех проводили не дома, а в йешиве. В городских религиозных школах этого не было.
И соблюдение заповедей. Не скажу, что мы были более религиозными – кто знает, что у человека в сердце, – но те, кто у нас учился, скрупулезнее соблюдали заповеди, в соответствии с более высокими стандартами: цицит наружу, раздельные пляжи. Мне кажется, что именно выпускники йешив стали мотором тех перемен, которые произошли в религиозном обществе.
В 60—70-е годы резко усилился йешивный элемент – благодаря йешивам-гимназиям и аналогичным заведениям для девочек – ульпанам. Кроме того, Шестидневная война и особенно создание Гуш эмуним, религиозной оргнизации, занимавшейся поселенчеством в Иудее и Самарии, привели к идеологическим сдвигам – главным стали поселенчество, Земля Израиля. Эти два фактора привели к переменам и в идеологии, и в образе жизни.
Вам не кажется, что поселенчество было, в том числе, эскапизмом, попыткой отделиться от городской светской культуры?
Да, я думаю, что это так. Правда, первые поселенцы были, в основном, нерелигиозными. Даже первые поселения в Иудее и Самарии тоже были не всегда религиозными. А религиозные не всегда следовали новой "йешивной" идеологии. Но со временем все действительно изменилось. Многие поселения превратились в закрытые культурные анклавы, своего рода теплицы только для своих, защищающие от внешних влияний. Во многих поселениях появились приемные комиссии, не пускавшие тех, кто не соответствовал определенным религиозным стандартам. Я думаю, это был один процесс – более ригористическое соблюдение заповедей и желание отделиться географически.
Вы не думали сами стать поселенцем?
Почему думал? Я год жил и работал в поселении Офра. Но потом поступил в Иерусалимский университет, нашел в Иерусалиме работу и переехал в Иерусалим.
Почему не вернулся потом в поселение? Потому, что я горожанин, всегда хотел жить в городе. И потом, Иерусалим – это, в некотором смысле, компромисс между Тель-Авивом и религиозным поселением.
В нашем районе была религиозная часть, но мы поселились в светской. И опять оказались единственной религиозной семьей в доме. Возможно, это символично – я никогда не хотел жить в чисто религиозном окружении.
Последний вопрос: чего из "тель-авивского" иудаизма вам не хватает больше всего.
Покоя и "нормальности". То есть отсутствия постоянного идеологического напряжения, постоянной тревоги, что дети пойдут не тем путем, постоянного желания переделать весь мир в соответствии с единственно правильной идеологией. Не хватает нормальной, спокойной жизни в мире с окружающей действительностью.
Не поймите меня превратно – наши родители тоже волновались за своих детей. Но при этом были открыты внешнему миру, не находились в постоянном страхе и идеологическом стрессе.
Мне очень не хватает этого ощущения мира с окружающим обществом, которое было у моих родителей и их круга и которого не стало у большинства сегодняшних религиозных.
-
Белый город, музей баухауза
10 апреля 2009
Много ли найдется в мире городов, которые уже во младенчестве (что такое 100 лет?) удостоились чести оказаться в «списке всемирного наследия» ЮНЕСКО? А один наш мальчик таки смог! Вряд ли змеи, расползавшиеся по песку из-под ног основателей поселения Ахузат Байт 11 апреля 1909 года, могли предполагать, что их исконная территория станет ареной борьбы самых передовых архитектурных идей XX века.
-
Среда обитания
10 апреля 2009
Тель-авивские мифы и антимифы
Упорное нежелание жизнелюбивого Тель-Авива впадать в бесплодный пафос, который столь характерен для израильского общественно-политического дискурса, нравится далеко не всем. Безупречное функционирование механизмов психологической защиты этого города, феноменальная способность к успешной и оперативной послестрессовой реабилитации поражают воображение (или вызывают раздражение).