«Cемен Акимыч Ан-ский совмещал в себе еврейского фольклориста с Глебом Успенским и Чеховым. В нем одном помещалась тысяча местечковых раввинов – по числу преподанных им советов, утешений, рассказанных в виде притч, анекдотов и т.д. В жизни Семену Акимычу нужен был только ночлег и крепкий чай... Русско-еврейский фольклор… в неторопливых, чудесных рассказах лился густой медовой струей. Семен Акимыч, еще не старик, дедовски состарился от избытка еврейства и народничества: губернаторы, погромы, человеческие несчастья, встречи, лукавейшие узоры общественной деятельности в невероятной обстановке минских и могилевских сатрапий, начертанные как бы искусной гравировальной иглой. Все сохранил, все запомнил Семен Акимыч – Глеб Успенский из талмуд-торы. За скромным чайным столом, с мягкими библейскими движениями, склонив голову на бок, он сидел, как библейский апостол Петр на вечери», - так писал в «Шуме времени» Осип Мандельштам.
Человека, носившего литературный псевдоним Семен Акимович Ан-ский, на самом деле звали Шлойме-Занвл Раппопорт. Для богатой яркими личностями русско-еврейской жизни рубежа XIX–XX веков, Ан-ский являлся фигурой уникальной. За свою недолгую жизнь (1863–1920) он оставил яркий след в самых различных сферах общественно-политической и культурной жизни России. Он был личным секретарем влиятельного народника Петра Лаврова, стоял у истоков партии социалистов-революционеров, побывал депутатом Учредительного собрания, первым стал изучать фольклор шахтеров, написал гимн еврейского рабочего союза Бунда. Обратившись к изучению еврейского фольклора, Ан-ский написал программную статью «Еврейское народное творчество» (1908), организовал этнографические экспедиции в черту оседлости, cоздал Еврейский музей в Петрограде, создал в Вильно Еврейскую историко-этнографическую комиссию, редактировал целый ряд русско-еврейских литературных, научных и художественных изданий. И, наконец, Ан-ский написал и по сей день самую известную еврейскую пьесу «Диббук», переводил на идиш русских поэтов, написал множество литературных произведений на русском и идише, составивших соответственно пять и пятнадцать томов его Собрания сочинений. 
Личность и творчество Ан-ского стали предметом международной научной конференции, состоявшейся в 2001 году в Стэндфордском университете (США). Доклады, прочитанные на конференции, легли в основу глав рецензируемой здесь книги, которую можно без всякого преувеличения рассматривать как монографию об Ан-ском. В названии книги «Миры С. Ан-ского» «обыграно» первоначальное название его самой знаменитой пьесы «Меж двух миров». Собственно различные «миры» Ан-ского и рассматриваются в книге. Это не традиционная монография. Взгляды и концепции различных авторов этой книги продолжают, дополняют, и спорят друг с другом, вступают в диалог, а иногда опровергают то мнение, что было высказано в предшествующей главе. Открывает книгу подробная, расписанная по годам, а если удавалось и по дням, биография С. Ан-ского. Введение к книге – «Ан-ский и маски новой еврейской культуры» – написал Стивен Ципперштейн. Он отмечает некоторые личные качества своего героя, особенно его интеллектуальную гибкость, позволявшую ему быть своим в русских и еврейских политических партиях, пользоваться уважением и в бундовских кругах, и среди их оппонентов – в сионистском движении.
Многие авторы рецензируемой книги по сути задаются одними и теми же вопросами. Кем был Ан-ский: профессиональным фольклористом или любителем, мастером-беллетристом или мечтателем, выросшим из русского шестидесятника XIX века? Был ли Ан-ский прежде всего общинным деятелем и политиком, или же публицистом и драматургом, или ученым-фольклористом? И что же оставалось наиболее важным для него в критические моменты его жизни? Какое начало объединяло всю его деятельность и его энтузиазм в сравнении с куда более идейно последовательными современниками. Даже на фоне таких фигур, как Шимон Дубнов, Хаим-Нахман Бялик, Ахад Га-Ам, личность Ан-ского представляется весьма необычной. Неопределенность идейного центра, разнообразие интересов, многочисленные, иногда рискованные устремления – интеллектуальные, политические, литературные и даже романтические, – все это создает вокруг его личности необыкновенную ауру. Оставаясь мечтателем, он тем не менее смог открыть школы, создать общинные программы, организовать в годы войны масштабную кампанию помощи еврейскому населению.
Хана Ровина в роли Леи (постановка "Диббука" в театре Габима, 1922 г.)Вопрос о взаимосвязи биографии и литературного творчества Ан-ского красной нитью проходит через всю нашу книгу. Должны ли мы оценивать Ан-ского как писателя «инновационного» или «подражательного», должны ли его труды приравниваться к творчеству таких классиков, как И.-Л.Перец или Шолом-Алейхем? Является ли пьеса «Диббук» литературным шедевром, или же она ценна как разработка этнографического материала? И какова причина ее столь устойчивой популярности? И почему сохраняется и даже растет интерес к произведениям Ан-ского – по причине его столь необычного жизненного пути? Однако один из исследователей, Д. Роскис, видит в Ан-ском типичного представителя своего времени. Он утверждает, что возвращение Ан-ского к своему народу и его прошлому было массовым для еврейства той эпохи. Исследователь представляет жизнь Ан-ского как «четырёхактную драму»: разрыв с евреями и полное погружение в русскую культуру; политические и духовные потрясения; публичное раскаяние и возвращение в еврейскую жизнь; и, наконец, освоение еврейской культуры средствами, почерпнутыми из народничества.
Опираясь на новые, недавно вошедшие в научный обиход материалы, Габриэлла Сафран анализирует процесс вхождения безвестного молодого провинциального еврея Раппопорта в мир русской литературы и объясняет выбор им такого псевдонима. Его современники, идишские писатели, также творили под псевдонимами (Шолем Абрамович / Менделе Мойхер Сфорим, Соломон Рабинович / Шолом-Алейхем). Ан-ский избрал псевдоним, позволяющий ему, провинциальному еврею, предстать в качестве петербургского писателя и даже типичного представителя российской интеллигенции – точно так же, как его литературные тексты всегда стилистически оставались в рамках классической русской литературы. Ан-ский принадлежал к поколению русских и еврейских писателей, для которых различие между собственной биографией и творчеством или частной жизнью и политикой было достаточно смутным, если существовало вовсе. Свою жизнь, так же как свои произведения, Ан-ский упорно адаптировал к русской модели. И в этом смысле Ан-скому, еще раньше чем Осипу Мандельштаму, удалось найти место для еврея в русской литературе.
Брайан Горовиц показывает «духовную эволюцию Ан-ского», которую тот прошел вместе с другими представителями петербургской еврейской культурной и политической элиты. Поворот Ан-ского после 1905 года – используя терминологию автора – от «материалистической» к «духовной» политике был широко распространенным явлением. Именно Ан-ский написал стихотворение Ди швуе/«Клятва», ставшее партийный гимном Бунда, в котором есть такие слова: «Мессия и иудаизм умерли / Другой мессия идет». Но он же первый стал подчеркивать необходимость сближения между буржуазией и радикальными интеллектуалами, между соблюдающими и нерелигиозными евреями, между еврейским народом и экономическими преуспевающими слоями. Тематика художественных произведений Ан-ского тоже меняется: еврейские угнетатели, столь заметные в его в ранних работах, сменяются положительными образами традиционных евреев. Ан-ский подчеркивает, что основное вековое начало в еврейском народе – духовность. Именно эту идею он последовательно развивает в своей знаменитой статье «Еврейское народное творчество».
Михаил Крутиков пишет о близости сочинений Ан-ского к творчеству таких советских еврейских авторов, как Исаак Бабель, Илья Эренбург и Эдуард Багрицкий. Ан-ский представляется Крутикову тем редким среди восточноевропейских мыслителей fin de siécle героем, который своей жизнью и творчеством может быть интересен и полезен и для сегодняшнего, посткоммунистического русского еврейства. В своей повести «В бурю» Ан-ский выражает довольно оптимистическое отношение к революции. В отличие от других еврейских авторов, Ан-ский не доходит до периода погромов и распада еврейского/нееврейского политического сотрудничества. Такое изображение революции отражает веру Ан-ского в возможность как русско-еврейского согласия, так и взаимопонимания между различными поколениями самого еврейства.
Финал Диббука Сэт Волиц в своей главе анализирует «Диббук» Ан-ского в контексте литературы Серебряного века. Он пишет, что эта пьеса была предназначена как для русской, так и для еврейской аудитории. Изначально она была написана на русском, впервые опубликована на иврите, но сыграна впервые на идише! И неудивительно, что именно она оказалась «в центре языковой Кulturkampf». В статье Всеволода Иванова «Ан-ский, Евгений Вахтангов и «Диббук» говорится о глубоком влиянии экспрессионистского и футуристического театра «Габимы», в котором Вахтангов поставил эту пьесу, на творчество Всеволода Мейерхольда и Сергея Эйзенштейна. Рецензируемое издание, разумеется, не прошло и мимо гендерной тематики. Роль женщины в творчестве Ан-ского рассматривается в главе Натаниэля Дейча «Ан-ский и этнография еврейских женщин». Собственно этнографическая работа Ан-ского, его роль в создании Еврейского музея в предреволюционной России стали предметом статьи Вениамина Лукина. Собранные экспедициями Ан-ского произведения еврейского искусства ждала нелегкая судьба - до сих пор они не обрели надлежащее хранилище. Уже в 2004 году президент РФ на встрече с премьер-министром Израиля А. Шароном высказал «поручение» создать в Санкт-Петербурге Еврейский музей, основу которого составила бы коллекция Ан-ского, значительная часть коей находится в запасниках Санкт-Петербургского российского этнографического музея. Однако и по сию пору этот проект далек от реализации.
В сборнике «Миры С. Ан-ского» составителям удалось собрать статьи лучших специалистов, и книга получилась очень информативной, увлекательной и тематически разнообразной. Однако можно с уверенностью сказать, что исследование личности Ан-ского, этого русско-еврейского деятеля рубежа столетий, равно как и оставленного им научного и художественного наследия по-прежнему не исчерпано и остается важной темой в изучении восточно-европейского еврейства и русской литературы.
Александр Локшин
-
Мешочек муки
Сегодня 6 февраля 2007
Соломон, владыка мудрый,
Молча выслушал старуху
И сказал ей: - Не печалься!
Это дело мы рассудим
Справедливо, по закону.
Если ветер своевольно,
Без Господнего веленья,
У тебя унес мешочек,
Будет строго он наказан!