«Библиотека поэта» как машина времени, или Привет участникам погрома
Три очерка Олега Юрьева
...Но и зная, ничего не могу с собой сделать. «Библиотека поэта» с детства оказывает на меня — и знаю, что не на меня одного! — какое-то зачаровывающее, почти магическое действие. Время от времени (к сожалению, все реже) приезжают они, эти книжки — иногда разноцветные, редко синие, чаще всего, конечно, зеленые (третий выпуск и новые, постсоветские изделия изд-ва «Академический проект») — пакет за пакетом сюда к нам, во Франкфурт, и ряд за рядом встают на полки. Изредка и я становлюсь перед ними, смотрю на корешки, и черный ленинградский воздух 60-х годов, прошитый снежными искрами, начинает клубиться за окнами, как будто меня привели за руку в «Лавку писателей» у Аничкова моста и оставили стоять у того знаменитого шкафа, где все они были выставлены — с разноцветными корешками (первый, в основном довоенный выпуск) и с синими (второй с конца 50-х по середины 80-х).
...Ладно, все это очень хорошо и трогательно, но читать их тоже приходится, раз уж приходят — пакет за пакетом. И даже если это тома БС НБП, то есть так называемой Большой серии «Новой Библиотеки поэта», малопонятного учреждения с малопонятной программой, далекой не только от шнапс-идей Алексея Максимыча, но и вообще от какого бы то ни было целеполагания. Но, быть может, именно малопонятность, чтобы не сказать случайность программы, приводит иногда к неожиданным сдвижениям смыслов и обнажениям сюжетов — исторических и актуальных. Иногда для этого бывает достаточно состава одного пакета. Например, такого: Давид Самойлов, «Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне» и Семен Кирсанов. Именно в этой, хронологически обратной последовательности: советская поэзия от концов до начал.
Олег Юрьев
-
Второстепенный поэт эпохи Ривина
13 мая 2008
Советский писатель — всегда раб (надо ли специально оговаривать, что антисоветский советский писатель — такой же раб, ничуть не меньший? — кажется, снова надо). Пусть привилегированный раб, хорошо кормимый и одеваемый, отпускаемый погулять за границу и даже иногда используемый для обучения хозяйских детей. Пусть талантливый и мудрый (в терпимых пределах) — но раб. А большие поэты не бывают рабами.
-
Воспоминание о «лирическом мы»
13 мая 2008
Гибель, особенно ранняя гибель – вещь в любом случае горькая, но к литературе прямого отношения не имеющая. Здесь она предоставляет возможность быстрого обзора и возможность взгляда, «не затертого» последующим человеческим и писательским развитием — развитием, которого, к несчастью, просто не могло произойти. Но результаты этого обзора, с моей точки зрения, вполне касаются и непогибших.
-
Вст. ст.
13 мая 2008
Интерес этой книги — прежде всего в Гаспарове. Какие же бездны незатворенные жили в этом человеке, который не только считался, но и, в отличие от многих других считавшихся, был нашим «патентом на благородство», что он, оказывается, сердечно симпатизировал этому талантливому (пускай очень талантливому) холуйству.