В такие времена американская литература наверняка должна созреть для возрождения «пролетарского романа», вдохновленного марксизмом. Этот жанр уподобляет художественную литературу булыжнику в мозолистой руке пролетария, ведущего борьбу с капитализмом, крупным бизнесом, Уолл-стрит и богатеями. Жанр зародился в 30-х годах в ответ на призыв Майкла Голда — редактора леворадикального журнала New Masses. Голд объяснял, что литература будущего «должна верить не в искусство ради искусства, а в искусство полезное, в искусство, которое несет в себе общественную функцию. Все крупные авторы, — писал он, — раньше так делали. Однако борьба не должна стихать, ибо сейчас все больше таких интеллектуалов, которые превращают литературу в игрушку. В каждом [романе] обязана звучать общественно-значимую тему, иначе это не роман, а безделушка».
Ответят ли нынешние американские писатели на призыв Голда? Вряд ли. И не только потому, что почти всю сознательную жизнь они просидели на занятиях по «творческому письму» и мало интересуются тем, как живет «пролетариат», простые люди. К тому же роман с общественной функцией неизбежно провалится в продаже. Такова невеселая правда жизни. И лучшее тому доказательство — «Евреи без денег» (рус. пер. — «Еврейская беднота», 1931, авторизованный перевод по рукописи Марка Волосова), роман самого Майкла Голда. Лучший пролетарский роман на свете.
В 1930 году его опубликовал Хорэс Ливрайт, и книга немедленно пошла на ура у читателей и критики. Она до сих пор переиздается и считается образцовым «романом о Депрессии» — достоверным, гневным протестом современника описываемых событий против отвратительного ему капитализма. Однако подлинная мощь романа, его истинное величие почти не имеют отношения к его «общественно-значимой теме». Социальное звучание, напротив, разрушает роман. «Евреев без денег» имеет смысл читать по той же причине, по которой стоит открывать все великие романы: в них блестяще и с большим знанием дела описана жизнь людей.
Майкл Голд Майкл Голд (Ицок Гранич) — американец во втором поколении, родился в 1893 году в Нижнем Ист-Сайде. Родители — румынские евреи, Майкл — старший из трех братьев. В 21 год, когда его впервые напечатали, он уже состоял в Коммунистической партии — и не выходил из нее до самой смерти в 1967-м. Многие его бывшие соратники к тому времени уже давно избавились от своего увлечения коммунистической идеей. А Голд образцово поставил свое перо на службу общему делу — он вел регулярную колонку в газете The Daily Worker, где исполнительно пропагандировал линию Москвы и с гневом обличал бывших товарищей по партии, попавших под метлу сталинских чисток. Затем, в конце 30-х — новый всплеск яростной риторики: подписан пакт Молотова - Риббентропа о ненападении Германии на СССР. Снова и снова партия ни с того ни с сего требовала от своих членов сменить убеждения, и Голд был всегда на посту.Литературные критики полагают, что роман «Евреи без денег» породила радикальная идеология Майкла Голда. В статье, включенной в последнее издание романа, Алфред Кейзин пишет, что книга проникнута «упорной, несокрушимой верой Голда в то, что любое житейское несчастье, любой недостаток характера, все тщетные стремления — виной всему нищета и ничего больше». Вне всяких сомнений, у Голда эта тема отчетливо прослеживается. «На свете не может быть свободы, пока люди должны вымаливать себе работу», — стенает он. «От нищеты некоторые сходят с ума», — замечает его рассказчик. А отец рассказчика убежден: «В этой стране лучше сдохнуть, чем не иметь денег».
Однако подобные замечания сильно отдают политическими транспарантами, просто прикнопленными к художественным наброскам Голда: их легко отсоединить, когда урок затвержен. Возьмем, к примеру, вот этот пассаж — рассказчик вспоминает детство:
Однажды удушающе-жаркой ночью я не мог уснуть из-за клопов. У них собственный тошнотворный запах — это вонь нищеты. Раздувшись от крови, они ползают медленно и напыщенно, и стоит коснуться или унюхать этих паразитов, как все нервы просыпаются в отвращении.
Как нам дает понять недавнее вторжение тех же отвратительных насекомых в Нью-Йорк, клопы явно не проводят границы между богатством и бедностью. Но Голду этого мало, и он продолжает незабываемое описание ночевки в одной постели с вонючими кровососами. Далее следует яростное подражание Уолту Уитмену, в котором автор точным ударом забивает гвоздь доктрины:
Клопов имеют в виду люди, когда говорят: «Нищета». В Америке сейчас пишет книги множество приятных поверхностных лжецов. У меня же — правдивая книга о Нищете. Поэтому я не забуду и о клопах.
Через некоторое время «упорная, несокрушимая вера Голда в то, что… виной всему… нищета и ничего больше», начинает приедаться — она уже видится одержимостью и убеждает все меньше. Даже, вероятно, самого автора.
Величие романа «Евреи без денег» — в другом. Рассказ ведет мальчик, выросший среди евреев-иммигрантов Нижнего Ист-Сайда, и читатель ныряет в самую гущу их жизни:
Вся трущоба болтала и ужинала. Обрывки бесед доносились из форточек, перекрывали глубокий гул улиц Ист-Сайда. Болтовня. Болтовня. Звякали тарелки, хныкали младенцы, мяучили коты, но контрапунктом все это перекрывали разговоры мужчин, женщин и детей, болтавших что было мочи. Болтовня. Еврейская болтовня.
В форточку несется треп попугая, которого миссис Фингерман выучила ругаться на идише: «Ворюга! Бандит! Казак! Тьфу на тебя! Чтоб тебе пусто было!» Семейство хохочет, отец хвалит попугая: «Добрый еврей!» — и выпивает еще стакан пива. А читатель снова вспоминает, что в жизни даже самых бедных из нас есть отнюдь не только нищета.
К счастью, случается и так, что Голд надолго забывает цеплять коммунистические максимы к хвостам своих персонажей. Его молодой рассказчик вовсе не описывает жизнь со стороны, чтобы поудобнее вправить в нее диалектический анализ, нет — он рисует эту жизнь целиком и полностью изнутри. Он сам — действующее лицо, он принадлежит этой жизни. Более широкий контекст, призванный ее объяснять, остается за кадром. Перед нами — лишь мир улиц и трущоб, где на ступеньках парадных вальяжно сидят надменные жирные проститутки в красных кимоно, сутенеры замышляют уловить в свои сети хорошеньких девушек, банды беспризорников крадут фрукты с лотков и бросаются врассыпную, матери семейств вымачивают простыни в керосине, дабы избавиться от клопов, перекрестками правят гангстеры, итальянские и еврейские мальчишки идут с булыжниками стенка на стенку, их матери болтают на ломаном английском, а евреи и гои сливаются в единую толпу и чуть не до смерти забивают растлителя малолетних.От прочей американской классики, описывающей еврейскую иммигрантскую бедноту, «Евреев без денег» отличает вот эта непосредственность переживания. Иногда от подобной близости становится неуютно. Аврам Каган во «Взлете Давида Левинского» (1917) описывает Нижний Ист-Сайд тоже не из вторых рук, однако даже этот прекрасный роман написан с точки зрения постороннего наблюдателя с острым глазом. В «Приносящих хлеб» (1925, рус. пер. М. Власова — «Гнет поколений») Андзи Езерски рассказ ведется изнутри трущоб, но в центре повествования — злоключения одной-единственной семьи, обитателей одной-единственной квартиры. А вот Майкл Голд рассказывает о целом общественном классе.
Однако класс этот — отнюдь не Марксов пролетариат. Персонажи, населяющие «Евреев без денег», бедны, да, но определяет их не нищета. Главное в них — та сила, что позволяет выживать во враждебном мире. Порядочность, воображение, изобретательность — вот что эти люди отыскивают в себе вопреки всему. «Они пожали плечами, бормотнули: “Америка, чего тут”. Они пытались жить».
«Евреи без денег» напоминают нам: в литературе отдельный человеческий опыт — а то и опыт целой нации — формируется не экономическими условиями, но нравственным стремлением жить, напряжением души. Кроме того, роман этот подтверждает еще раз: видимо, в трудные времена людям нужнее литературные безделушки, а не пропагандистские машины.
Источник: Jewish Ideas Daily. Автор — Д. Дж. Майерс, критик и историк литературы, автор блога «Общее место».
Еще пролетарская литература:
Пролетариат и новый мир
Сталин и писатели
Евреи и революция