Новая книга Михаэля Бреннера «Пророки прошлого» — первое исчерпывающее исследование этой области, от зарождения самой науки в начале XIX века до наших дней. Рассказывая историю иудаики, Бреннер, преподаватель Мюнхенского университета, старается избегать излишних подробностей конкретных дебатов — кто редактировал Талмуд? почему отлучили Спинозу? Вместо этого он широкими мазками рисует основные течения и описывает ключевые концепции еврейской самоидентификации. В результате получилась книга с обширным списком научных источников, она хорошо написана и представляет собой объективную точку зрения на целый букет научных школ, идей и личностей.
История начинается с Wissenschaft des Judentums («Науки о еврействе») — течения, возникшего в начале XIX века в Германии: его участники исповедовали строго научный подход к своему предмету. Основала эту школу группа необычайно эрудированных молодых людей — из них самыми заметными были Леопольд Цунц (1794–1886) и Авраам Гейгер (1830–1874). В работах школы иудаизм представал больше религией, нежели национальностью, а потому больше соответствовал новому порядку европейских национальных государств и гражданскому равенству, которое проповедовали сторонники еврейской эмансипации.Впоследствии, на волне романтизма, когда стало ясно, что эмансипация принесла неоднозначные плоды, Генрих Грец (1817–1891) в своей 11-томной «Истории евреев» нарисовал эмоциональное полотно побогаче. Для Греца еврейская религия неотделима от еврейской народности: они переплетаются «в истории, полной страдания и учения». Вот эта характеристика и стала основой еврейского культурного дискурса.
В умах еврейских историков Восточной Европы национальное измерение доминировало — в этой части света групповая самоидентификация была просто неизбежна. В трудах Семена Дубнова (1860–1941) национализм вообще становится определяющим элементом еврейскости. Институт еврейских исследований (YIVO), основанный в Вильне в 1925 году, стремился зафиксировать и заархивировать всю жизнь евреев в Восточной Европе во всем ее многообразии.
Не менее отчетлива была национальная составляющая в исторических работах, вышедших из недр «иерусалимской школы» — Ицхака Бера, Бен-Циона Динура и их учеников в новом Еврейском университете в Иерусалиме, основанном в том же 1925 году. Об успехе сионизма говорит уже то, что израильские историки, особенно величайшие, вроде Яакова Каца или Гершома Шолема, — не выступали апологетами своей нации, а довольно непредвзято и критически писали о еврейской общественной жизни, религиозных традициях и даже о недостатках академической иудаики.
А еще была «американская» школа. В Нью-Йорке работал, к примеру, Сало Барон (1895–1989) — некоторые считают его величайшим еврейским историком ХХ века. Он яростно обрушивался на «слезливое представление о еврейской истории», которое в первую очередь связывал с именем Греца, и язвительно доказывал, что жизнь евреев в Средние века была богаче и живее, нежели ее представляют нам суровые мартирологи той эпохи. И напротив, когда речь заходила о современной Европе, Барон провидчески утверждал, что эмансипация — это сделка с дьяволом и условия этой сделки гораздо сложнее, нежели готово признать большинство современных евреев.
Помимо этих известных личностей, Бреннер представляет жизнь и труды целого легиона не столь заметных ученых — от первых еврейских историков феминистического толка, живших в Веймарской Германии, до тех, кто продолжал работать до и во время Холокоста. (Странным образом, он гораздо меньше внимания уделяет области исторических исследований самого Холокоста.) Его летопись летописцев наглядно демонстрирует, что разнообразные формы еврейской историографии суть плод обстоятельств жизни самих ученых, следствие идеологических программ, что эти ученые пропагандировали, и результат отношения историков к различным элементам современной еврейской самоидентификации — религии, национальности, национальному самосознанию, сионизму, ортодоксии, социальной справедливости и т.д. Хотя нельзя отрицать научную целостность и непреходящую аналитическую ценность этих исторических трудов, нам следует считаться с подобными контекстами и склонностями, если мы желаем как можно полнее понять идеи и умозаключения авторов.
А что же сегодняшние историки? Многих ученых постмодернистского толка, судя по всему, одолевают понятия субъективности, идеологии и власти, и они мало — если вообще — верят в доказательные утверждения, включая и те, что касаются определения «еврей» как такового. Бреннер намечает парадоксальное сходство между ортодоксальной и постмодернистской историографиями: обе они отнюдь не стыдятся своих идеологических и политических пристрастий и отвергают саму мысль об «объективном» научном подходе.
В общем и целом, выводы Бреннера крайне разумны. Историкам, пишет он, следует «в какой-то мере дистанцироваться от объектов рассмотрения, не отказываясь, вместе с тем, от личных точек зрения». Даже теперь — и особенно теперь — труды по еврейской истории бесконечно важны для еврейского самосознания и веры. В лучших трудах по иудаике авторам удается соблюдать равновесие — досконально знать источники, отчетливо понимать, что между прошлым и настоящим — пропасть, и критически осознавать собственные идеологические и философские пристрастия. А это, если вдуматься, — само по себе неплохой рецепт для ответственного творения современной еврейской самоидентификации.
Источник: Jewish Ideas Daily, Иехуда Мирски
История и историки:
Моше Росман
Семен Дубнов
Бен-Цион Динур
Яаков Кац