Solomon Kane
Великобритания, Франция, Чехия, 2009.
Режиссер: Майкл Бассет
В ролях: Джеймс Пьюрфой, Макс фон Зюдов, Рейчел Херд-Вуд
Оговоримся сразу: фильм «Соломон Кейн» — не совсем то, чем может показаться на первый взгляд. И пусть вас не вводят в заблуждение английский язык, многомиллионный бюджет и спецэффекты: это не голливудский блокбастер, а европейский проект, снятый британским режиссером, и в США еще даже не вышедший на экраны. Более того, по мнению американских критиков, он недостаточно развлекателен, бюджет в 45 миллионов долларов для амбициозного желания померяться с Голливудом маловат; а елизаветинская Англия слишком мрачна, грязна и дождлива. Однако для менее придирчивого глаза «Соломон Кейн» упакован как заправский хоррор-экшн. Действие разворачивается на заре XVII века в Африке и Британии. Рядом с облаченными в исторические костюмы героями бродят инфернальные упыри. Существа, созданные фантазией авторов, гримом и CGI, не выходят из привычных образов, напоминая орков, зомби и трансформеров. Сюжет движется благодаря стандартным приемам, которые одни называют законами жанра, а другие считают деталями наскучившего поп-конструктора.
Фильм сделан по мотивам рассказов Роберта Говарда, американского писателя 20-30-х гг., по совместительству — «отца» Конана-варвара. Это вольная интерпретация, которая не только нарушает принятую хронологию похождений Соломона Кейна, но и порой открыто противоречит книгам. Если Говард творил в рамках pulp fiction, смешивая жанр «плаща и шпаги» с хоррором, то режиссер Майкл Бассет замахивается на нечто более эпическое. Правда, главный герой — все тот же: англичанин, «высокородный господин» из пуританской семьи, волею судеб ставший скитальцем и авантюристом. Но Кейн книжный — яростный борец со Злом, «Бич Божий», в то время как Кейн киношный оказывается грабителем и «алчным убийцей», заключившим архетипическую сделку с дьяволом и духовно перерождающийся лишь позднее. Кое-кто упрекает картину в подражании «Ван Хельсингу»: Соломон Кейн даже внешне похож на героя Хью Джекмана. Но как раз облик «Пуританина» целиком позаимствован из детальных описаний американского автора.
Кино не изменило литературной основе и еще в одном аспекте. Современная интерпретация оказалась не в состоянии истребить присущий Говарду (как и его коллеге и другу Лавкрафту) подспудный страх перед чужими непонятными культурами. Борьба против Иного заложена здесь на уровне сюжета. Эту характерную для межвоенного периода ксенофобию в той или иной степени можно прочесть и в произведениях Дж.Р.Р. Толкина и К.С. Льюиса.
Но рассуждать о соответствии фильма голливудскому канону или литературному оригиналу по большому счету неблагодарно и бессмысленно. Ясно, что Бассет, снявший до того хорроры «На страже смерти» и «Дикость», попытался вложить в «Соломона Кейна» некий авторский месседж. Но интереснее наблюдать за тем, как под упаковкой блокбастера современный масскульт в очередной раз осваивает соотношение идеальных ценностей с несовершенной реальностью.
Наверное, поэтому героем и выбран пуританин. Говард в своих книгах неоднократно акцентирует внимание на религиозной принадлежности героя. Стоит напомнить, что 400 лет назад именно пуритане пытались «вернуться к истокам», «очистить» церковь от «наносов» католицизма, который к тому времени продемонстрировал свое неумение примирить идеальное и реальное. Именно пуританство легло в фундамент американской культуры и немало поспособствовало тому, что сегодня Соединенные Штаты — страна куда более религиозная, чем заложившая первые камни в ее фундамент мать-Британия. Неслучайно «крестовый поход» Соломона Кейна против мирового зла созвучен воинственной республиканской риторике. Христианская тема не просто присутствует в фильме — она выпирает из экрана. Слова «Бог», «Господь», «Создатель» повторяются чуть ли не в каждой реплике. В основе сюжета — мотив греха и его искупления: что должен совершить Кейн для того, чтобы искупить богопротивную сделку с Сатаной? И, надо сказать, концепция «непротивления злу насилием», которую недолго и безуспешно практикует Кейн, здесь явно неактуальна. «Остается ли защитой нам лишь вера?» — вопрошает Кейн, и ответ ясен сразу. Эпизод с распятием Кейна, отсылающий к евангелию, решается совсем не в евангельском духе: смерть на кресте трактуется как слабость, которой противопоставлено активное действие — сопротивление, не исключающее убийства и даже отцеубийства. Правда, для того, чтобы из Соломона Кейна сделать Христа, недостаточно ни харизмы актера, ни того этического обоснования, что худо-бедно может предложить фильм.
«Соломон Кейн» адаптирует и другие библейские сюжеты — например, о возвращении блудного сына. Путь Кейна в порушенный и захваченный силами Зла отчий замок можно толковать и как возвращение в Землю обетованную, которую он призван спасти и возродить. В определенной степени с образом дома конкурирует образ монастыря, оплота добра и порядка: в монастыре Кейн желает найти покой и искупление грехов, не подозревая, что ему еще предстоит превратиться в «Бич Божий». Но здесь, скорее, можно разглядеть сюжет о потерянном рае: изгнанный из монастыря, Соломон вынужден искать свою долю среди унылых земных равнин.
Любопытное визуальное воплощение получает принцип «око за око»: ведьма, чьими корчами на костре собралась насладиться толпа, в отместку выжигает зевакам глаза. И доля эпатажа тут тоже есть: практика аутодафе выглядит в данном контексте оправданной. Более того, христианство приобретает характер ритуальной магии: это «белая магия», противостоящая «чернокнижию», когда нечисть можно спугнуть, протянув распятие.
Не совсем ясно, зачем режиссер назвал главного злодея Malachi (Малахией) — по имени последнего ветхозаветного пророка. Пытался противопоставить Ветхий Завет – Новому, иудейских пророков, не знавших Христа, — Иисусу (на сходство Кейна с которым неоднократно намекает фильм)? Главный герой, нареченный именем великого еврейского царя, выступает рьяным защитником христианства — и при этом невольно разрушает его основы. Нет, Кейну не хватает наглости объявить себя Мессией, но он определенно чувствует себя избранным, да и окружающие не сомневаются. И в конце концов Кейн склоняется к воинственному дихотомическому мировоззрению, характерному больше для Ветхого, нежели Нового Завета.Чего хочет Соломон Кейн: спасти свою душу, освободить невинную и, конечно же, прекрасную девушку или избавить мир от Зла? Разумеется, всего сразу — ему претят сложные рефлексии. «Кейн сам бы затруднился подобрать своим поступкам логичное объяснение. Да он никогда и не занимался дурацким самокопанием», — написал как-то Говард.
Попытка соединить новозаветные идеи с современностью, похоже, не удалась, но показателен результат диалога массовой культуры с христианством: в ситуации, когда нужно решить, стоит ли подставлять для удара другую щеку, ответом всегда будет «нет».
{{break}}
И другие отношения с христианами:
Битва за Хануку
Люди называемые римляни идут к дому
Давайте вырежем всех, кто провалился