Deutschland, 2007
Режиссер: Ханна Шигулла
На юбилейном 60-м кинофестивале Берлинале чествовали любимую актрису Фассбиндера. Ханна Шигулла получила «Золотого медведя» «за вклад в искусство» и рассказала журналистам, что несет частичку Фассбиндера в себе. На Берлинале показали не только фильмы с Шигуллой-актрисой в программе «Ретроспектива». Она представила и собственные картины, которые создала как режиссер, продюсер, сценарист, а иногда и оператор.
Первым шел «Протокол сна», (1976-2005) – экспериментальный, в духе раннего сюрреализма фильм, купленный, кстати, нью-йоркским Музеем современного искусства МоМА. Последним – законченный только что полнометражный документальный фильм-портрет «Алисия Бустаманте» о кубинской актрисе и режиссере, ближайшей подруге Ханны Шигуллы.
Совершенно неожиданный на фоне других работ Шигуллы – короткометражный документальный фильм «Ханна, Ханна» (Hanna Hannah). Фильм о том, что здесь, в Берлине, стало частью городской топографии: память о Холокосте.
7-минутный фильм Шигуллы полностью снят в берлинском Мемориале жертвам Холокоста. Камера (оператор Клаус Бернхардт) путешествует по лабиринту мемориала, похожего на гротескное еврейское кладбище, блуждает между цементными глыбами, нащупывает дорожки и ловит редкие просветы неба. Медленное скольжение минималистично и почти не сопровождается словами. В черно-белом фильме есть лишь условная завязка: Ханна Шигулла рассказывает историю своего имени, тем самым проясняя преамбулу этой необычной прогулки.
Актриса родилась в 1943 году в Силезии, в немецкой семье. Таких обыкновенных немецких семей в Силезии были тысячи. Мать хотела назвать девочку простым и ясным германским именем Дагма, но в последний момент что-то переломилось, и она окрестила дочь еврейским именем Ханна. «Мы жили совсем неподалеку от того места, которое известно всем как Аушвиц, – говорит актриса. – Тогда назвать ребенка еврейским именем было как минимум небезопасно». Еврейскими библейскими именами немецких детей стали называть лишь с начала 1960-х годов, а с 1968 года такие имена даже вошли в моду. Впрочем, вспышка была не просто поверхностным увлечением — скорее, трансформированным чувством вины. Тогда в изобилии появились Ханны, Эстер, Рахили и даже Юдит. Разумеется, Марии и Евы были всегда и жили в Третьем Рейхе, не утруждая себя размышлениями о происхождении собственных имен. Ханна Шигулла, рожденная в 1943 году, остается вполне уникальным случаем.
Фильм «Ханна, Ханна» – попытка Ханны Шигуллы разгадать тайну своего имени и вернуть некую дань прошлому. «Я как-то спросила мать, почему меня так зовут. «У тебя была знакомая Ханна?» – «Да, Ханна (Hannah) была особенным человеком», – ответила мама. Почему так часто бывает, что мы останавливаемся? Почему не расспрашиваем дальше? Так я и не спросила маму, кто же была эта Ханна». В коротком фильме как будто слышно молчание одного поколения и бесконечный ропот последующих.
На этом кончается вступление. Потом рассказчик полностью обращается в слух и зрение. Мы отправляемся на прогулку почти вуайеристического свойства по одному из самых поразительных мемориалов Германии. Углубляемся в его лабиринты и подслушиваем разговоры бродящих внутри людей. Посетителей здесь всегда много. Мемориал жертвам Холокоста выстроен в самом центре города между Бранденбургскими воротами и площадью Потсдамерплатц. С одной стороны, это место памяти миллионов евреев, уничтоженных во времена Третьего рейха. Такова его задача и официальная функция. Но в то же время здесь каждый день бурлит жизнь, сюда приходят туристы, это одно из самых посещаемых мест Берлина. Фильм Ханны Шигуллы фиксирует и то, и другое — сам памятник и человека, попавшего в тиски его пространства.
Монументальный мемориал лаконичен и абстрактен. В строго геометрическом порядке, как войско на параде, выстроены цементные блоки разной высоты – от полуметра до четырех с половиной. 2711 штук. Некоторые слегка наклонены. Между блоками в узких коридорах бродят люди – каждый в своем темпе. Камера лишь выхватывает случайные лица и голоса.
Когда заходишь на территорию мемориала – а он ничем не отделен от улицы, – блоки не выше человеческого роста, как заготовки для памятников на кладбище, и это совсем не страшно. Пока что все они соразмерны человеку. Потом тропинка резко ныряет вниз, а блоки вырастают из-под земли, становятся выше, и почва просто уходит из-под ног, как в воздушной яме.
Слышны беготня и щебет детей, шарканье подошв, на доли секунды мелькают лица людей между блоками. Мы бродим вместе с камерой и слышим обрывки разговоров, испанскую, французскую, немецкую, английскую речь, видим случайные лица – вот пара смеющихся молодых японцев, они расходятся и уже не могут найти друг друга; вдруг откуда-то доносится бодрый голос экскурсовода: «Памятник посвящен уничтоженному европейскому еврейству…» — кто-то вдалеке кричит: «Ты где?» — а кто-то монотонно повторяет: «…Нет, не только евреи, конечно, не только». Часто невозможно уловить смысл фраз – они либо слишком отрывочны, либо слишком обыденны. «Шум времени».
И вроде все ясно, но ощущение личной экзистенциальной потерянности не покидает. У каждого здесь свой «крутой маршрут». Многие едва уловимые голоса не говорят ничего о трагической истории, но мы будто слышим, что физически ощущают эти люди. И за очередным поворотом вдруг видно, как в самой глубокой нише мемориала, там, где цементный частокол поднимается на 4 метра, по тропинке медленно бредет мама с коляской, возвращая и режиссера, и зрителя в какой-то старый забытый сон. В этот момент мучительно хочется что-то вспомнить.
В этом лабиринте дети играют в прятки, а тинейджеры любят хорошенько размяться, прыгая с глыбы на глыбу. Камера фиксирует один такой прыжок, потом – сидящего наверху подростка, и голос взрослого: «Слезайте, здесь вам не игровая площадка». На первый взгляд это и вправду выглядит неуважением к памятнику: официально здесь запрещено прыгать, бегать и забираться на вершины блоков. Но именно дети быстрее всех реагируют на послание мемориала: «Сопротивляйся, выбирайся, двигайся, иначе не найдешь выход». И дети инстинктивно начинают играть. А о том, что иногда выхода нет, лучше знать только взрослым.Создатели мемориала задумывали его именно так совсем не для того, чтобы люди чувствовали себя виноватыми или чтобы им становилось физически плохо. Идея, скорее, в том, чтобы люди проживали отчуждение и страх, потерю равновесия и одиночество и при этом всегда видели небо. Проживали вдумчиво и созерцательно или на бегу — не так важно.
«В фильме «Ханна, Ханна» я путешествовала по лабиринту Мемориала жертвам Холокоста с мыслями о моей тезке Ханне, той Ханне, в честь которой меня назвала моя мать», – объясняла актриса в интервью. Но в это путешествие отправилась не только Ханна Шигулла со своим оператором, но, независимо от нее, сотни тысяч простых берлинцев и миллионы приезжих. Многие проводят часы в недрах этого удивительного мемориала, наблюдая за своими ощущениями, всматриваясь в лица и прислушиваясь к другим людям, к соучастникам современности. Фильм Шигуллы – еще одна краска в портрете современного города.
В конце фильма камера замирает внутри мемориала, перед нами все тот же серый каменный пейзаж. Мы слышим детский голос: «Мама, это Берлин?» «Да, это Берлин», – после секундной паузы отвечает невидимая мама.
{{break}}Еще Берлинский кинофестиваль:
Берлинале-2010
А также:
"Это даже не прошлое" на Jewish Ideas Daily