Россия-Франция, 1990
Режиссер: Павел Лунгин
В ролях: Петр Мамонов, Петр Зайченко, Елена Сафонова, Наталья Коляканова, Дмитрий Пригов
Даже если очень постараться, в фильме «Такси-блюз» в 90-м году почти невозможно было увидеть простую историю о том, как саксофонист Селиверстов нагрел таксиста Шлыкова на деньги, а потом отрабатывал долг. Эта интерпретация хоть и исчерпывала сюжет фильма, всегда казалась неубедительной: и таксист, и музыкант разговаривали обобщениями и выглядели нарочитыми антиподами. Один из них - плакат, другой - икона. Тупой, озлобленный плакат и подловатая, самоуничижительная икона. Или нет: растерянный плакат и пьяненькая икона. В общем, оба были, конечно, нарисованы, но разными красками, с разными целями, выпущены разным тиражом и вызывали разные эмоции. И никак не могли договориться, могли только полюбить друг друга или возненавидеть. «А это мой народ, - говорил музыкант-алкаш. - Я их люблю. И они меня любят».
«Такси-блюз» хотелось трактовать широко. И еще шире. Это было кино о двух видах загадочной русской души, или о взаимоотношениях рабочего класса и интеллигенции, или о том, как «фашисты» относятся к евреям, или о том, кто кого обслуживает: народ гениев или гении народ. Версия о евреях и «фашистах» была бесконечно привлекательной: еврей с с**е**ксофоном объявлялся главным врагом по-детски прямолинейной русской нации. Обманул русскую нацию, потом из-под палки чуть-чуть отработал долг, потом бросил русскую нацию – а та, между прочим, страдала! - и вообще уехал, а вернувшись на пару минут, надел на русскую нацию красный шелковый халат и подарил ей надувную бабу, охальник. Вот не зря мы евреев не любим. Неважно, что слова «еврей» и «сионист» в фильме произносил только параноидальный милый дедуля, сосед таксиста Шлыкова. Это удобные слова, они придавали фильму смысл. Правда, вместо них, как и в любой притче, можно было использовать любое другое противопоставление. Например, «интеллигенция и рабочий класс»: интеллигенция обманула рабочий класс, потом из-под палки чуть-чуть отработала, далее по тексту. Годились и другие варианты: «импровизация оказалась выше профессионализма», «демократы обманули коммунистов», «гений нагрел злодейство на деньги», «белый клоун подарил рыжему клоуну надувную бабу». (Последнее особенно точно: все фильмы Лунгина – бесстыдная лубочная клоунада, а «Такси-блюз» - его самая удачная реприза.) Или, наконец, «одна загадочная русская душа нае…ла другую загадочную русскую душу».
На самом же деле это был фильм о 90-х, только мы этого не знали. Мы видели в нем перестроечных крашеных девок, ночную таксистскую водку, неожиданные возможности, открывающиеся перед любым гением, антисемитизм, алкаша, разговаривающего с Богом, конец 80-х, а будущего не видели. Только начинался 90-й год, еще даже не умер Цой, про ГКЧП никто и не подозревал, Терминатор пока не пришел из будущего во второй раз. Но «Такси-блюз» показал все, что случится в последующие несколько лет: толпу зевак на мосту перед Белым домом, здоровый сыскной угар качков, готовых убить, лишь бы не терпеть кидалова, заскоки милых гениев, которым на все насрать, потому что они с Богом на равных. И вообще, это очень точное ощущение 90-х: встал голым у заклеенного картинками окна, начал играть на трубе, испытал просветление, а на следующий день оказался должен кому-то 475 рублей. И кирдык. Не очень понятно, как конъюнктурщик Лунгин сумел кинуть своих клоунов на необитаемую арену разноцветной мокрой Москвы – и получить кино «про жизнь». А вот удалось ему. Может, дело в ощущении времени. Может, дело в Мамонове, который своим нервным смехом умеет сыграть целую жизнь: «Я могу сыграть что угодно, эту трубу, эту лампочку, этот шкафчик», - не врет. Или дело в Дмитрии Александровиче Пригове, который появляется в фильме на двадцать две секунды, спрашивает: «Ну чего?» - и продолжает самозабвенно печатать на пишмашинке всю эту растерянную Москву 80-х и 90-х.
Сиквел «Такси-блюза», фильм «Остров», оказался пафоснее и фальшивее. Шлыков и Селиверстов, братья-славяне, делали то, что умели лучше всего: один – разговаривать с Богом, другой – любить Родину. Потом остался один Селиверстов, стал монахом, на слова: «где брат твой Шлыков?» - отвечал нервным смехом или отмалчивался. Бог и Родина, икона и плакат сошлись – получилась рекламная картинка. В 90-е с Богом можно было поговорить голым, у окна, с дудкой. В двухтысячные, если верить логике фильмов Лунгина, Бог стал слышать хуже. Теперь с ним надо говорить из монастыря. Профессионализм победил импровизацию.Еще почитать:
О 90-м годе
О Пригове
Сценарий "Такси-блюза"